Лев Халиф - ЦДЛ

И тут на пути нам попался оракул (они всегда попадаются на нашем пути) – «Что ждет нас, вернее, не нас, а нас приютивший Запад? Его конечно же завоюют классическим путем – монголо-советским вторжением?» – ищу я подтвержение моим недобрым предчувствиям.

– Нет, – отвечает оракул, – его ждет потоп: в России лопнет канализация, и все дерьмо хлынет на Запад.

– Позвольте, все подмывает спросить. Все спросить подмывает… – А потом это слово полностью уж ей овладело: – Я все подмываюсь спросить, – разъяла вконец анфас миловидный Венера, к тому ж бакалавр чего-то, зачем-то – и так хороша, – все рисуют у вас Кукриниксы, их еще в шею не гонят?

– В три шеи, – поправляю ее, слегка возмущаясь, – нашла про кого спрашивать, и где – в таком живописном музее, посреди – и каких! – культур.

– У вас в Союзе был союз молодых гениев – СМОГ – как поживает? Я всегда живейшим образом интересуюсь искусством, кстати, есть ли вообще оно у вас? – дооткручивала она пуговицу на моем блейзере новом.

– Ничего поживают, когда пожевать дают, – говорю. – Только теперь он не СМОГ, а СПОГ – союз пожилых гениев.

И я бы даже сказал – СПППОГ – то есть союз пожилых по-страшному пьющих гениев. И возят их преимущественно в каретах медвытрезвителя, на которых написано: «Алло, мы ищем таланты!» А ввиду того, что они уже гении, им поначалу по-хорошему говорят: «Гений, иди домой, пока не развезло…» Но их, как правило, быстро развозит, и вот тогда их уже развозят и, как обычных талантливых, тоже в постельку несут. Дерут, конечно, до самой исподней кожи, но что поделаешь – сервис.

– То есть как освежевывают?! – вскричала бакалавр-Афродита, а по-римски Венера.

– Освежают, – ее успокоил и перевел разговор на художников: где ж еще о живописи говорить, как не в музее, – как, по-твоему, художник Ге был признанным?

– Разумеется, – подумав, сказала бакалавр-Венера из Миннесоты, но живущая в Турине.

– Так вот, лучше быть непризнанным гением, чем признанным Ге.

– А правда, что Моцарта отравила Сальери? Боже, и скольких великих людей отравили жены! – перескочила она на композиторов. – Что по этому поводу думают у вас? Кстати, русских, между прочим, можно любить, а уважать очень трудно. Вот немцев легко уважать, но любить… Я обожаю Россию! Говори мне про мать твою Русь.

Каждый раз, когда я рассказываю о первой своей неотчизне, я поражаюсь инопланетной наивности моих слушателей. Так, например, каждый третий американский студент уверен, что Михаил Горбачев – балетный танцовщик. Еще он думает, что СССР находится где-то в Польше. Ну, при такой-то осведомленности было бы странно, если бы СССР не находился в Польше. И не только в ней. Святая простота… Ну а кто такой Сталин? Этот заурядный партийный секретарь и по совместительству вождь всех времен и народов? Нельзя сказать, чтобы здесь не знали о Сталине. Каждый третий американский студент считает, что это оперный певец, хотя на самом деле он балетмейстер. И мне искренне жаль, что здесь незнакомы с его лучшими постановками. Другое дело – Ленин. Они его часто путают с Гришкой Рас-

Путиным, особенно когда он в парике, но о Ленине я, как правило, не говорю, он совершенно усох в моей памяти, а посему я давно уже вынес его из ее Мавзолея.

– Я люблю Италию, и мне предлагают здесь стать министром их прекрасной культуры, – восторженно говорит бакалавр Афродита-Венера из Миннесоты, слегка прижимаясь ко мне бедром и страстно желая, чтобы я подарил ей что-нибудь свое.

Книгу? – не думаю – одна у нее уже есть. Американцы, как правило, больше одной не читают. Видимо, она хочет сразу поэта, у которого будет много книг.

– У вас, кажется, тоже была женщина-министр культуры… Ты ее не боялся?

– Я не боюсь министров культуры – я всегда боюсь культуры министров, – отвечаю я ей и одновременно ею любуюсь – до чего же прекрасна глупая красота! До чего же чувственна эта теребенькающая мадам, особенно когда она вдруг замолкает.

– Не будучи представленным, лучше разреши спросить: что это за козлотур? – показал я на Вакха. – И почему он меж ног такой низкорослый, ведь это же символ и еще какой вакханалии, – задел я его за живое и, как бы извиняясь, потрепал по рогам, – он же, я имею в виду символ, должен быть, как море – по колено, пьяному всегда море по колено?

Что уж она отвечала, я не расслышал – шел дождь, лазурная дымила не лучшей погодой и чем-то еще, к тому же террористы балуют. Где-то взрыв звезданул, а на Пьяццо Паяца коммунисты кривляются. Нет такой площади, но комедия есть. Демократия все разрешает, но, слава Богу и Папе Его, страна еще не плюнула на свою тысячелетнюю историю, чтобы стать окончательно современной, хотя уже и урну поставила. Итальянцы эротическая нация, эмоциональная – с восторгом принимают все: и христианство, и фашизм. И если еврею от «ура» до стенания – шаг, им и того меньше, но прекрасный народ – эти бывшие этруски!