Наташа Денисова - Утром через десять веков

наверно, слишком поздно с тобой говорить.
ничего не исчезает —
закон сохранения энергии, просто память.
когда корни деревьев впиваются в воду, тонут —
они остаются там навсегда.
невероятно сложно. мне есть, о ком плакать,
но некого ждать.
и я не сплю по ночам от того, что так не люблю дни.
я знаю, как офелия сходит с ума,
как идет она сердце свое хоронить,
как бродят звезды в глазах ее
уже семь веков.
я из другого мира, мира взорванных переправ,
мира отчаянных, срывающихся вниз
по одному щелчку.
и земля вертится, и таков закон.
у меня не было никого,
кто сказал бы мне выбрать путь.
и я знаю только одно:
на самом деле нет темноты, есть свет.
и смерть стоит того, чтобы жить,
и любовь стоит того, чтобы ждать.

пахнет ночью, мёдом и орегано.
если сплавить руки свои да с его руками,
если воздух вдохнуть поглубже,
уснуть умирающим галлом,
отказаться от привилегий, земель, пожаром
взгляда
не сжигать ни одни глаза…

вот тогда наступает дождь.
и, движеньем ресниц указав
на край света, который тих,
ты стоишь как памятник, как застывший крик
всех морей пресных и пресных рек,
и считаешь срок от рассвета к дню.
солнце, спрятав улыбку в клюв,
напевает как в детстве, good.
божья коровка, из всех блюд
выбери на небе нам чёрный хлеб,
выбери на небе нам светлый рай.
чтоб когда настало время не умирать
по инструкции мы сделали, что смогли,
обожгли с десяток подкожных глин,
взорвали с полсотни бетонных стен…
если даже дождь в этом солнце слеп,
что ты хочешь от меня, мир,
мёртвою водою с небес смыв
нарисованные башни живых принцесс?

слишком много поэзии:
всё вокруг
говорит, не умолкнет.

я люблю людей, которые так молчат,
что от напряжения дергается жилка
у виска.

и на свете как прежде: рассвет, закат.
рассвет.
закат.

а земля – одинокий кит
всё плывет много-много лет.
не обернулся, ушел лот,
орфей оставил смертям эвридику.

и я ищу повсюду этот взгляд дикий
загнанного зверя,
человека, которому некого
кроме меня
терять.

медленно падает в моря ртуть,
засыпает королевская рать.

имя моё как песня
нестройного громкого хора,
как земля, напоённая лесом,
как зов на четыре стороны.

не плачется и не жалится,
чужими не произносится.
имя моё останется
у захлебнувшегося в переносице.

холодная страна прячет сердца свои.
не воздухом дышит, царствами.
ходит босой,
босой.

снег в этой стране как соль,

сны в этой стране как явь.
по небу облака – вплавь.
по морю города вниз.
тих океан, тих,
много он лет мёрз.

тише любых вершин,
прекрасней твоих глаз.

нет ничего на свете.

открывай
узкие тоннели своих зрачков.
никогда не жди меня, не горюй.
если бы на свете была любовь —

она забрала бы август, июнь, июль.

она оставила бы нас в комнате
с голыми бетонными стенами
в середине зимы, которая не заканчивается.

и ничего другого, ничего вечного,

только радужная оболочка
глаз твоих,
в которой все мы почти прозрачные.

в которой все мы из новостных лент
взяты в плен газетными заголовками,
обессилены ломками
по красоте.

в киногерои выбирают всегда не тех:
каждого пятого, каждого третьего.
и где я в жизни твоей?
там нет меня.
и где я в жизни твоей,
что нитями
прошила тело мое
насквозь?

вечная как мир боязнь
упасть
на краю голубого шара
в пространство,
пронизанное гамма-излучением,
без права на звонок,
без шанса на спасение,
в молчание, в невесомость.

если бы на свете была любовь —
она бы взяла мой голос
в обмен на какое-нибудь незначительное умение —

например писать тихие стихотворения
громкому человеку.