Наташа Денисова - Утром через десять веков

долго-долго гляди на север,
уводи под руки свою веру.

уводи по тонкому льду,
расписным полям,
пусть обрушится нежный шум
на дома, где тебя не ждут.

пусть в домах поют, будет много света,
не придется никому прятать
слезы от расставания,
слезы от расстояния.

без тебя мои города
не находят своих пустынь,
топят солнце в нагих домах,
не уснувши и не остыв.

корабли мои, корабли
до единого все умрут.
после высохнут и моря;
корабли упокоит грунт.

белой лошадью небеса
обожжённые, в звёздах, в пыли,
убегут по чужим адресам,
сломят ветви плакучих ив.

запах осени и лекарств.
тихо-тихо плывёт земля.
не найти мне ни снов ни царств
без тебя.

три корабля плюются дымом,
звучат молитвы и признанья;
три корабля плюются дымом —
он не приедет никогда.
и словно мать с любимым сыном,
прощаясь вновь с любимым сыном,
зима сжигает города.

– о, если там тепло и снежно,
и если лампы все горят…
и каждый в шёлковой одежде,
и только за оградой ад…

– ты помни, помни, милый сударь…
– ты помни, помни, милый сын…
горят светильники покуда —
и здесь, и всюду ты один.

всё эти глаза и ресницы,
опущенные сотни раз, как удочки
на дно незабвенного мира.
всё эти глаза. невозможно смело
глядящие в высоту.

в морях на моих ладонях
круглые сутки шторм.

как бедная птица,
обречённая на повтор
каждого своего звука
человек третий день по кругу
идёт проливным дождём.

и пахнет смородиной
чёрно-белый дом,
задыхается воспоминаниями.

всё эти глаза. будто вёсны ранние
зелены.

касаясь губами плеча
как четвёртой струны
человек не находит памяти,
страны без войны,

чтоб остаться там навсегда.

песни, с которыми никто не знаком,
которые никогда не услышат,
бесконечно звучат за твоей спиной,
делают нас старше.
и в этом есть какая-то вечная
глубина.
под искусственными гирляндами
падает в обморок медленная моя страна.
и нет сильнее слабых,
но мне так необходимо знать,
что где-то севернее плеча
полноводные реки
так и не научили тебя молчать,
так и не научили птиц пролетать низко.

наверное я ничего не боюсь,
но у меня не будет второго шанса:
я так и останусь на пустой остановке
вглядываться в неровные линии
хрупких земных деревьев.
а невообразимо далеко
на перилах ровных
растет красный-красный глет,
моя сестра забывает, как выглядит
сотканный тонко снег,
и мы сидим у холодного окна,
смотрим: вот обжигает воздух
девяносто восьмой год.
он длится долго-долго,
он не хочет нас отпускать.

все как в другом кино:
этот странный свет
софитов-фонарей.
я всегда с тобой.

что нового? в мире строят бетонный
рай.
и слишком много проводов, рекламы,
мы так беспомощны, разобщены.
я не могу ничего сделать:
вокруг моих внутренних замков
кто-то выкопал широкие рвы,
и никого не впустить, не выпустить.

и я надеюсь, что все у тебя хорошо:
ты так же чувствуешь музыку в свете фар машин,
вздрагиваешь от прикосновений.

вспомни: был обыкновенный
день,
ветра дули с юга
и телефон
звонил на самой далекой улице
неизвестного континента.
вертелись глобусы и спала планета.

я так ждала, что ты обернешься.

но навсегда весна,
спеют вишни.

ты слышишь,
как они превращают белый цвет
в красный цвет,
умирая?

и только какой-нибудь ночью,
не повторяя
ошибок прошлого,
на том конце провода
растворяет
звезда
одну за одной

вселенную.
и мы молчим,
падая в красоту мгновения,
наблюдая за бесконечностью скорого рассвета.

и это молчание словно все на свете.

млечный путь, опрокинутый в сахарницу,
низкие-низкие голоса.
ветра, пришившие пуговицы
к замерзающим полюсам…
станция «мир», как офелия,
в ледяной воде
слушает сказки тихого океана
состарившись, поседев.