Наташа Денисова - Утром через десять веков

я влюблена в страну, которой нет.
когда-то в детстве я смотрела, как она спит.
о как берег ее военно-морской флот,
и пламенел у сердца громкого алый флаг…

зима жалела, не могла разомкнуть рук,
весна рыдала, был бульвар бел.

но пришел август,
сорвал с петель
двери.

и с тех пор каждый чувствует себя старым.
хемингуэем, сартром.

всё было наоборот:
юрий гагарин умер и улетел.

soviet union, под кожею наших тел
звучат твои песни.

что скрывают эти молчания у телефона?
глаза – синие ирисы,
фотографии крупным планом?

напевы старинные, незнакомые…
и в каждом сне твоем словно дома я.

так страшно все забывать.

не хватит марок; река укроет, не принесет
телеграммы из подсознания.

я просыпаюсь от взорванного сердца:
там, далеко, кровь вышла из берегов раны
твоей.
представь: всю оболочку земли стереть,
оставить плавиться в лаве
стебли цветущих роз.

вот так я чувствую себя,
когда думаю, что тебя нет.
если бы я знала, как музыку сотворить из нот —
я бы все равно выбирала слова.
слова.
чтобы каждым дыханием целовать
память твою.

что же делает тот человек,
когда спелой вишней падает магистраль
вдоль стекол его окна?
не сестра ведь и не жена,
шумная, огромная, отрешенная.
летят машины,
вуали черные
перебирает ночь.

я словно вымышленный персонаж,
меня не существует на самом деле.
и нас безжалостно разъединили.

читай вслух.

что же делает тот человек,
когда обнаруживает, что он глух,
что напрасно прикасается музыка
к барабанным его перепонкам?

и какой бы я ни была громкой,
и какой бы я ни была тихой, —
он чувствует только других
и титры
плывут по его рукам.

и разным земным полюсам,
и разным земным городам
зачем же вверили мы друг друга?

зачем же верили мы в друг друга?
и как ничтожно мало, как бесконечно много
моих в тебе слов.
январский воздух убаюкивать снег устал,
и мчится, мчится,
с жадностью голодных
приникнуть к твоим устам,

и не напиться ему во веки.

вот время разбирать на дрова лодки.

мой друг иосиф
из города ленинграда,
мне всё чаще кажется,
что не снег опадает, сода
на мои запястья тонкие.
расскажите мне, как бросали
слова горькие
в лица, выкрашенные безумием.
для меня живее людей антонимы,
что поделать мне, как спастись?
ещё год и совсем зарастут
глаза эти пеленой.
у меня нет родины,
нет войска верного за спиной.
этот мир проглотил меня как удав,
и внутри голоса безутешных вдов,
худой девочки в белом платье.
а я так надеялась: он и я обязательно будем ладить.
у него есть север с множеством перекладин,
на которых сияют лучшие из спортсменов —
звёзды.
а теперь я, наверное, худший призрак
из тех, которые жили с вами.
расскажите, иосиф, как называли
те, что сильнее всего любили?

ваш смех звучит как приговор,
как отголосок ада.
вы тихий вор, печальный вор,
крадущий мои взгляды.

вы тот король, который, засыпая,
не произносит имени любимой,
который землю исходил до края,
но каждый шаг его был мимо…

волшебство твоего взгляда
спрятано под мои ребра.
на расстоянии километра, двух футов, ярда
я чувствую себя победителем в любой жизни,
в смерти, в спорте.
я знаю, как вертится глобус в твоём кармане,
как он срывается вниз, тонет.

когда снег опадает сахаром,
города присылают с бумагами
слова о том, что никогда ничего не было —
я становлюсь фонарём сгорбленным.
ты догоняешь меня морем, переулками, портами,

ты целуешь мои стопы асфальтом.
а мне снятся чужие мелодии,
звенящие лампами маяки, карты,
по которым найти тебя в любой точке
можно закрыв глаза, потушив все свечи.
я думаю о тебе, и мне становится легче.
я – статуя, ты дышишь в моём предплечье.
я – дерево, ты бежишь по моим позвонкам.
я – дом твоего сердца, ты – мой дом.