Наташа Денисова - Утром через десять веков

в парке сидит человек,
голуби едят его хлеб.
август завидует счастью
и вместо хлеба бросает звезды.

если я, оставляя, не возвращаясь,
вытащу из карманов космос,
расставлю на подоконниках сны,
спою тебе песни новой моей страны,
расскажу, как покаты крыши в её городах,
как там был король и он обратился в прах,
как звали его карл…
вероятно, тоже разменивался, отпускал
тех, кто всего дороже.

отчего так давно забыты
песни, которые учили нас не сдаваться,
песни, которые ночью на темных станциях
мы пели чужим поездам?

и где-то в затерянных городах,
чьи названия из телеграмм,
в светлых классах
с окнами на южную сторону

до сих пор звучит:
«я так хочу быть с тобой.
и я буду с тобой»,

но телефонные провода оборваны,
и не услышать знакомые голоса.

мы не помним, что там, на земных полюсах
только и снов, что о наших сказках.

на самом краю детства
снег падает на платье ассоль.
и у нее столько храбрости, столько сил.

неважно – высок или низок старт,

на обратной стороне политических карт:
«дальше действовать будем мы».

но отчего все не случается,
где ошибка? с началом какой зимы
мы стали замерзать на теплых ладонях времени?

зачем помимо сердца и имени
нам нужно что-то еще для счастья?

в небе белые флаги,
стучит в запястьях
группа крови.
стучит, стучит.

мы захлебываемся
одним на двоих дыханием.
мы не выбрали этот путь сами.

и маленькие девочки,
перебирающие пластинки холодными руками,
становятся кем-то другим,
не нами.

потому, что настоящее неоценимо
мы сегодня спим и
завтра торги пропускаем.
мы плачем стаями,
смеёмся стаями,
а умираем поодиночке.
мы ставим кавычки
как железные ограждения.
войдите в положение —
мы боимся ветров.

времена наших снов
ограничены.

наши сны закавычены
кем-то,
кто больше боится

представить себе в лицах
приход черноокой смерти.

нас метром железным смерят
для новых платьев.

всего и только.
а стольких, стольких
для гроба мерят.

кровавой мэри

нас

научили,

что кровь —

лишь сок томатных

сухожилий.

всё, что есть на земле, – несказанное.
помнишь как в школьных учебниках:
тираны живут казнями,
солдаты всегда храбры и смелы,
твоя душа прячется только в твоё тело.

я не знаю, кто обманул меня,
как посмел он,
только сердце теперь
пропускает в четыре смены
не взирая на лица, приметы, саны
миллионы людей,
сонмы
ангелов.

ни в одной из глав
нет тебя, нет тебя.
нет.

господи мой, боже,
зеленоглазый бог,
сохрани его ото всех.

на земле, на небе,
в четвертом сне.
если кто-то достанет кнут —
ты спрячь;
если кто-то придёт за ним – уведи прочь.

я не знаю, как мне еще его уберечь.
я так смертна, я так тиха.
я спускаюсь вниз, а солнце летит в луга.

на коленях прошу,
когда время ударит в гонг —
забери его теплыми руками в пустой вагон,
чтобы стал он мальчиком,
белокурым воином в твоем полку.
пусть его никогда не ударят, ему никогда не солгут.

все, что есть на земле, – негасимый свет,
о котором слов не хранит ни один язык.

полярная ночь
горьким соком черники
уходит на дно глубоких зрачков.
и если мы связаны бесконечной нитью,
и если между сердец шов…
полярная ночь остывает галькой
у ног ундины, добравшейся к морю, в мир…
а ветер настойчив, ему никого не жалко,
он ищет новых странствий и новых стрел.
и трансформаторы засыпают – ток – ноль.
полярная ночь
худым спринтером прибежит за мной.
возьмет в охапку,
отбросит в тысяча девятьсот,
где александр мой ровесник,
где бьётся в судорогах белый сад.
и что сказать ему?
две войны, тёплый август, рсфср,
петроград.
и умирать так не нужно, так больно,
как небо вброд.
зачем всё вышло? разъединяет свет.
асфальты магистрали
прядут, прядут.
полярная ночь
героем без имени оградит
плечей беспокойный твой небосвод.