Елена Фанайлова - Черные костюмы

Не до прекрасного, котики, не до прекрасного
В сем христианнейшем из миров.
Русские, у вас была такая девочка, Маруся,
помните, польская русская,
Зачем до сих пор вы ставите ей забор из херов?
Частокол с отрубленными головами?
Как в страшных сказках, которые
рассказывает фон Триер?
Ее бы и так похоронили за оградой не с вами.
Она в небесах с другими,
Грозная, как Фафнир, стерегущий сокровища.
Слушайте ветер, русские, слушайте ветер.
Вы настоящие упертые чудовища.
Вам не помогут ваши совок и православие.
Вы не спасетесь, как фокусник Гарри Гудини.

Ларс фон Триер нервно курит в углу,
Как застуканная восьмиклассница.
Русская девочка Маша едет в Чечню
В Грозный, увидеть свой дом и сад.
Она снимает
Своих деда и бабку на берегу моря
На Betacam-SP

Дед, еще молодой, говорит:
Когда мы уезжали,
Ахмет сказал: давай выпьем.
Достал коньяк и арбуз.
Я сказал: мне больно уезжать, Ахмет,
Здесь мой дом и сад,
Но я не хочу тебе мешать
Делать свою Чечню.

Маша говорит: когда мы уезжали,
Вишни бились о капот нашей машины,
Падали вишни, и ветки стучали
Я никогда этого не забуду

Музыкант Артур говорит:
Я видел, как рушится от взрыва
Многоэтажный дом
Сначала потолок верхнего этажа
Потом постепенно как карточный домик
Нижние
Мы водили туда западных журналистов.
Это было красиво.
(Говорит Артур Ацаламов,
Вокалист группы «Мертвые дельфины»)

Ларс фон Триер нервно курит в углу.
Здесь никого не надо провоцировать,
Используя методику Б. Брехта
(Разве что ворюг,
Которые в результате мутаций
Сделались кровопийцами,
Или наоборот: кровопийцы – ворюгами)

Выжившие в Катастрофе
Дети советского Интернационала
Ходят по улицам нашей столицы
В невидимых миру хиджабах
В осязаемом камуфляже
Опоясанные одною георгиевской пулеметной лентой

…так и насилуют нашу сестру
по могилам, по кустам
и я этих строчек не сотру

по участкам, по больницам
тяжко ль было медсестрицам
в эшелонах в Туркестан
на рассвете на расстреле на ветру
кто им слезы утирает?
мама, мама, я утру

Ну же
Только злоба меня и знает
Слышит пишет ненавидит
Только увидишь русскую правду —
О ней говорят: кривда
А она и так уж почти не дышит
Стоит на коленях
Захлебнувшись нефтяным минетом
Дрочит
Покойнику из Афгана
Минувшим летом.
Нет, ну кто это вынесет?
И кто это видит и слышит?

Христос говорил мне сегодня:
Ты точно со Мной?
Я, знаешь ли, сомневаюсь,
Ты точно со Мной?
Точно ли ты Меня помнишь?
Ты давно не ходила к причастью
И довольно формально – на исповедь.
Только пьешь корвалол всё.
И маленький алкоголь слишком часто.

Я Ему отвечаю: не сомневайся.
Но только дьявол,
Он тоже, знаешь,
Умеет своё. Много гитик.
И он в мозги запускает когтистые когти.
И иногда я сразу не понимаю
Его уловок.
Но только я точно знаю:
Он есть,
Как и Ты.
Но вас не всегда видно.

Я не знаю, как остальные,
Но я и мои близкие —
Это мосты От ада до рая
За 5 минут человеческой жизни
(голос, Николай Трубач подает голос,
а за ним Людмила Улицкая:
5 минут, осталось 5 минут
на перроне у вагона
только 5 минут)

было обреченное обратное абрекское откровение
посреди алкоголического:
как сгладить, убояться
белый удар за Ойкуменой
все ясно видно
во все стороны света
и этот ужас
ни с чем не сравнится
как продавленная глазница
копытом Олегова мерина

ничего лирического

человеческая пшеница
зазеркальная
как Анима
Алексея Балабанова
является только теми,
ромалы,
кто убит под Ревелем,
подо Ржевом,
воскресшая
будучи сверхдержавой.
У художника смех и слёзы так близко.
И кровь стыла в жилах,
стояла в бронежилетах, убоина
воображаемая
молодая дочь неизвестного воина

Трудно ходить между нечистью
И Вашим Высочеством —
Дочь говорит Ему.
Когда Ты называем по Отчеству,
Но окликаем нечистью
И нечисть имеет право на Твое имя
И Отчество
И искалеченное могущество,
Гавкает,
Но боится
Из-под плетня,
Как вдова-солдатка.
Но Ты не забывай меня,
Как я Тебе ни гадка.