Данте Алигьери - Мастера русского стихотворного перевода. Том 1

Романтический стиль отражался во всем
( Был романтик в любви и в искусстве я),
Паладинский мой плащ весь блистал серебром,
Изливал я сладчайшие чувствия.

Но ведь странно, что вот и теперь, как гожусь
Уж не в рыцари больше — в медведи я,
Всё какой-то безумной тоскою томлюсь,
Словно прежняя длится комедия.

О мой боже, должно быть, и сам я не знал,
Что был не актер, а страдающий,
И что, с смертною язвой в груди, представлял
Я сцену: «Боец умирающий».

Не унывайте, не падет
В бореньи внутренняя сила:
Она расширит свой полет, —
Так воля рока ей сулила.
И пусть толпа безумцев злых
Над нею дерзостно глумится…
Они падут… Лукавство их
Пред солнцем правды обнажится.

И их твердыни не спасут,
Зане сам бог на брань восстанет,
И утеснители падут,
И человечество воспрянет…
Угнетено, утомлено
Борьбою с сильными врагами,
Доселе плачет всё оно
Еще кровавыми слезами.

Но вы надейтесь… В чудных снах
Оно грядущее провидит…
Цветы провидит в семенах
И гордо злобу ненавидит…
Отриньте горе… Так светло
Им сознана святая сила…
И в сновидении чело
Его сознанье озарило…

Не говорит ли с вами бог
В стремленьи к правде и блаженству?
И жарких слез по совершенству
Не дан ли вам святой залог?
И не она ль, святая сила,
В пути избранников вела,
И власть их голосу дала,
И их в пути руководила?

Да! то она, — то веет вам
С высот предчувствие блаженства,
И горней горних совершенства
То близкий воздух… Пусть не нам
Увидеть, как святое пламя
Преграды тесные пробьет…
Но нам знаком орла полет,
Но видим мы победы знамя.

И скоро сила та зажжет
На алтаре святого зданья
Добра и правды вечный свет,
И света яркое сиянье
Ничьих очей не ослепит…
И не загасит ослепленье
Его огня… Но поклоненье
Пред ним с любовью совершит!

И воцарится вечный разум,
И тени ночи убегут
Его сияния — и разом
Оковы все во прах падут,
Тогда на целое созданье
Сойдет божественный покой,
Не возмутим уже борьбой
И огражден щитом сознанья.

Нам цель близка, — вперед, вперед!
Ее лучи на нас сияют,
И всё исчезнет и падет,
Чем человечество страдает…
И высоко, превыше гор,
Взлетит оно, взмахнув крылами…
Его не видит ли ваш взор
Уже теперь между звездами?

О, радость! — мы его сыны,
И не напрасные усилья
Творцом от века нам даны…
Оно уж расправляет крылья,
Оно летит превыше гор…
О братья, зодчие!.. Над нами
Его не видит ли ваш взор
Уже теперь между звездами?

Кто мчится так поздно под вихрем ночным?
Это — отец с малюткой своим.
Мальчика он рукой охватил,
Крепко прижал, тепло приютил!
— Что всё личиком жмешься, малютка, ко мне?
— Видишь, тятя, лесного царя в стороне?
Лесного царя в венке с бородой?
— Дитятко, это туман седой.

«Ко мне, мой малютка, со мною пойдем,
Мы славные игры с тобой заведем…
Много пестрых цветов в моем царстве растет,
Много платьев златых моя мать бережет».
— Тятя, тятя… слышишь — манит,
Слышишь, что тихо мне он сулит?
— Полно же, полно — что ты, сынок?
В темных листах шелестит ветерок.

«Ну же, малютка, не плачь, не сердись.
Мои дочки тебя, чай, давно заждались.
Мои дочки теперь хороводы ведут;
Закачают, запляшут тебя, запоют…»
— Тятя, тятя, за гущей ветвей
Видишь лесного царя дочерей?
— Дитятко, дитятко… вижу я сам,
Старые ивы за лесом вон там.

«Ты мне люб… не расстанусь с твоей красотой;
Хочешь не хочешь, а будешь ты мой…»
— Родимый, родимый… меня он схватил…
Царь лесной меня больно за шею сдавил… —
Страшно отцу. Он мчится быстрей.
Стонет ребенок, и всё тяжелей…
Доскакал кое-как до дворца своего…
Дитя ж был мертв на руках у него.

Прости, прощай, мой край родной!
В волнах уж берег тонет,
Свистит и воет ветр ночной,
И чайка дико стонет.

Уходит солнце в дальний край,
Стремим свой бег за ним мы.
Прощай же, солнце, и прощай,
Прости, мой край родимый!

Заутра вновь оно взойдет,
Рассеяв тьму ночную;
Увижу море, неба свод,
Но не страну родную.
Покинут мной дом старый мой,
В нем плесень всё покроет;
Двор порастет густой травой,
Пес у ворот завоет.