Илья Рейдерман - Из глубины. Избранные стихотворения

Старое дерево во дворе
мне говорит: «Взгляни!
В лопнувшей, словно кожа, коре,
я доживаю дни.
Душу свою навстречу открой,
прохладу мне дай и тень.
Возьми же меня – с больною корой —
в свой незакатный день.
Буду в тебе расти до небес,
с мыслью твоей в ладу.
О, человек, зашуми, как лес,
дай я в тебя войду!»
Дерево глухо во мне шумит
и говорит: «Распрямись!
Что же ты сам от себя скрыт?
Я ищу твою высь.
Что же ты так душою не смел?
Я ищу твою даль.
Не знаю, ты ли меня пожалел,
мне ли тебя – жаль.
Может, любви твоей, как дождя,
я понапрасну жду?
Неужто я – в тебя уходя —
в небытие уйду?»

А дорога сама – куда-то вела,
и была, освещённая солнцем, бела,
а вокруг, в деревьях, клубился мрак.
И каждый шаг – был всего лишь шаг.
Напрягал сухожилья древесный ствол.
Не стоял неподвижно, а в небо шёл.
Он хотел быть больше себя самого,
и усилие преображало его.
Был как скульптура: борец! атлет!
Я улыбался ему в ответ.
Шёл по дороге – и вместе с ней,
и с каждым шагом был ей родней.
Приблизилась даль и меня обняла.
Так вот куда дорога вела?
Так вот куда уводила меня —
в горячую сердцевину дня?
Вот и обрыв. Постой. Вглядись.
Море – и небо. Две дали слились.

Побыть бы в осени невиданной,
в её просторе необъятном,
чтоб в жизни – книге недочитанной —
всё стало, наконец, понятным.
Как пьёт пчела нектар медлительно,
глядеть бы, впитывая дали…
Да, жизнь идёт к концу действительно,
мы мудрой учимся печали.
Душа – измучена, но держится,
не ведая последних истин.
А может, истина и брезжится?
И взгляд прощальный – бескорыстен.

По зелени глаза изголодались,
и из окна гляжу я на траву.
Покуда поезд пожирает дали,
я тоже зеленею и живу.
Мой взгляд тебя проглатывает, зелень,
пока не оттащили от окна,
покуда этот мир, как в детстве, целен,
целебен, щедр и нов… Пока весна.
Покуда не впустил в себя заботу,
покуда мысль меня не отвлекла,
покуда поезд прибавляет ходу,
покуда жизнь летящая – мила…
Будь в круге восхищённого вниманья,
любимое! Пусть входит в этот круг
весь этот мир, что выше пониманья,
что ждёт любви, прикосновенья рук.
Весна – я ветвь твоя, что не одета
листвой. Я – чёрный грач на проводах.
Я – жажда жить. Я – луч вечерний света.
Я – детское восторженное «ах»!

Снежинки, что невидимы почти —
они, увы, не сделают погоды.
Должно быть, вышло белое из моды.
Нам снега и на горсть не наскрести.
Нет сил у них, а всё-таки летят,
поскольку знают, что необходимы,
летят – и видят в снах другие зимы,
в которых белизною мир объят.
Бессильные преобразить округу,
летят – покуда им дано летать.
Они – поэты, что стихи друг другу
читают (больше некому читать!)
Ведь их поэм деревья не прочтут,
ведь этих тихих строф земля не слышит.
Как мелом по доске – коряво пишет
зима. Увы, её напрасен труд.
А нам осталось что? Лишь стыд. Простуда.
Мы тащим тяжкой прозы полный воз.
И нет ответа на немой вопрос.
И словно жаль несбывшегося чуда…

Вечереет. Синева густеет.
Небо растворяется в воде.
И душа собою не владеет,
пребывая неизвестно где.
Вся она – вечерняя, густая,
только небу этому подстать…
Волны, как страницы книг, листая —
что она успела прочитать?
Слово «Бог»? А может, слово «Благо»?
Красота ли? Истина ли? Честь?
Синева морская – не бумага,
и написанного не прочесть…
Волны так легки и так беспечны.
Синева – прозрачна. Мир – велик.
И слова угаданные – вечны.
Как и небо. Море. Этот миг.

Здравствуй, хмурый денёк!
Ты свой свет пригасил,
чтоб задуматься мог,
чтоб немного остыл.
Цедишь сквозь облака
тихий сумрачный свет.
Как душа глубока!
Да спокойствия нет.
Ах, как много всего
осознать недосуг!
У себя самого
я отбился от рук.
День, покоя мне дай!
Надоела жара.
Остывай, холодай.
Иль ещё не пора?
Много ль надо для счастья?
Чтобы пахло дождём.
Ну а с летом прощаться —
ещё подождём.

«Вот и осень настала!» —
говорю я устало.
Стало небо чугунным,
металлическим стало.
Эта тяжесть металла,
чугуна ли, свинца —
на деревья ложится,
на дома, на сердца.
В этой жизни осенней —
мы не хуже растений.
Можем ждать, можем верить
в череду воскресений.
Бросить золото, медь.
Ничего не иметь.
Умереть. Возродиться.
Зацвести и запеть.