Арсений Ровинский - Незабвенная [Избранные стихотворения, истории и драмы]

© А. Ровинский, 2017

© А. Конаков, предисловие, 2017

© И. Ровинский, фото, 2017

© ООО «Новое литературное обозрение», 2017

Новая книга стихотворений Арсения Ровинского — «Незабвенная» — замечательна, прежде всего, тем, что, органично продолжая ряд линий и сюжетов, уже присутствовавших в предыдущих сборниках («Extra dry», «Зимние Олимпийские игры», «Ловцы жемчуга»), одновременно заставляет нас пересмотреть поэтический проект автора в целом . Собственно, понимание важности «Незабвенной» напрямую следует из понимания того, как реализуется и что подразумевает этот «пересмотр».

Ровинский все дальше и все смелее уходит от так называемой «постакмеистической» поэтики (этой «столбовой линии русской поэзии», по мнению Леонида Костюкова [1] Леонид Костюков. Время собирать камни // Новый Мир, 2009, № 5. http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2009/5/ko14.html ), в рамках которой он изначально формировался [2] Дмитрий Кузьмин. Русская поэзия в начале XXI века // Рец, 2008, № 48. http://www.litkarta.ru/dossier/kuzmin-review/ , [3] Игорь Гулин. К настойчивому «теперь». Арсений Ровинский как поэт исторической травмы // Воздух, 2012, №№ 3–4. http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2012-3-4/gulin/#link5 . «Акмеизм» здесь следует понимать как явление очень местное , даже местечковое (в отличие, например, от символизма или футуризма) — как знаменитую российскую «тоску», томление горстки интеллектуалов с мировой полу-периферии по блестящим достижениям центра капиталистической мир-системы. Успешное преодоление этой местечковой тоски (и, соответственно, постакмеизма) отчетливо коррелирует со все увеличивающейся глобальностью поэтического ви́дения Ровинского. Дмитрий Кузьмин еще в 2004-м году отмечал у поэта «особую оптику — взгляд как будто сверху, с высоты птичьего полета» [4] Дмитрий Кузьмин. На сквозняке многочисленных языков // НЛО, 2004, № 65. http://magazines.russ.ru/nlo/2004/65/ku25.html ; и, кажется, пристрастие автора «Незабвенной» к такому панорамному взгляду на мир с тех пор лишь усилилось. В книге Ровинского читателю встречаются Прага и Гданьск, Виннипег и Воронеж, Нью-Йорк и Новосибирск, Фонтанка и Темза, бухта на берегу Индийского океана и одесский завод ЖБК, вашингтонские бéлки и васюганские болота, ближнее и дальнее зарубежье, тихоокеанское и средиземноморское побережье, Швеция, Италия, Ирландия, Колумбия, Марокко, Афганистан и так далее. Перед нами воспроизводится именно глобальная панорама современного мира — и сам факт существования такой панорамы вынуждает поставить под вопрос устоявшуюся традицию чтения стихотворений Ровинского. Если говорить очень коротко, это традиция, которая может быть названа россиецентризмом .

Действительно, по мнению большинства читателей, поэзия Арсения Ровинского посвящена рефлексии о судьбах России [5] Там же. , о распаде СССР [6] Гулин. Указ. соч. , о последних судорогах советской империи [7] Мария Майофис. Воплощение метаморфозы // Ровинский Арсений. Extra Dry. М.: Новое литературное обозрение, 2004. ; «о чем бы ни писал Ровинский, он пишет о Родине. Впрочем (казалось бы) — о чем еще писать эмигранту?..» [8] Костюков. Указ. соч. Однако высокомерие метрополии («о чем еще писать эмигранту?»), уверенной, что весь мир вращается вокруг нее, давно не имеет под собой никаких оснований. И что, если дело обстоит прямо противоположным образом: возможно, для продуктивного чтения стихотворений Ровинского следует признать, что тексты поэта, уже почти тридцать лет живущего за рубежом (в Дании), имеют в виду вовсе не российскую, но именно мировую, глобальную повестку дня.

Родина интересна поэту гораздо меньше, чем хотелось бы думать его российским читателям; что же касается Сочи, Челябинска и Уренгоя, регулярно встречающихся в текстах Ровинского, то они давно стали метонимиями не одной конкретной страны, но всей планеты. Ирония ситуации, однако, заключается в том, что именно с глобальной точки зрения обстоятельства этой планеты все более походят на обстоятельства позднего Советского Союза. Чуть менее десяти лет назад (в 2008-м году) капиталистическая мир-система вступила в свою очередную фазу, которую Майк Манн называет «Великой рецессией» [9] Майкл Манн . Конец, может, и близок, только для кого? // Есть ли будущее у капитализма? Сб. статей И. Валлерстайна, Р. Коллинза, М. Манна, Г. Дерлугьяна, К. Калхуна. — М.: Изд-во Института Гайдара, 2017. С. 124.