Илья Рейдерман - Из глубины. Избранные стихотворения

Прощайся, Моцарт, с красотой.
Уходит время красоты,
как воздух Вены, молодой,
чьи букли чинно завиты,
волшебной и полухмельной,
воздушной, лёгкой, кружевной…
Малыш крылатый с высоты,
шалун ребячливый, Эрот
глядит на тех, кто там внизу
в своё грядущее идёт,
блуждая в буднях, как в лесу.
На тот в наушниках народ,
большой не ищущий судьбы,
твоих не ведающий нот,
восторгов, горестей, мольбы…
Прощайся! Хоть безумно жаль,
что этот хмель, что этот звук
уносятся куда-то вдаль,
и время падает из рук.
Прощайся, Моцарт! Свет погас.
Я слышу зала пустоту.
Прости нам, если слышишь нас,
всей нашей музыки тщету.
Прощай, пленительность речей…
Хотя под чьей ещё рукой,
с такой мелодиею (чьей?),
с печалью, с радостью такой, —
под чьей рукой, когда и где
танцует бабочка-душа?
Ни на земле… Ни на звезде…
Ах, жизнь и вправду хороша,
пока еще хватает нот
и звук не гаснет на ветру…
Прощайся, Моцарт. Век не тот.
И ты умрешь. И я умру.
Ты словно показал нам рай,
но слушать как тебя в аду?
…О, Моцарт, не спеши, играй,
я звук на память украду
и буду жить, едва дыша,
держа в руке пригоршню нот,
пока ещё моя душа
твою мелодию поет.

В моей душе поёт согласный хор,
незримый хор, в котором голос мой,
невзгодам и судьбе наперекор,
как бы восходит к небу по прямой.
Среди скрежещущих житейских нот,
средь шума, оглушающего вас,
как будто бы сошедшую с высот,
пропеть одну из музыкальных фраз,
Ты, музыка бессмертная, права,
вселенную держа в своих руках.
Что б ни было – гармония жива,
хоть и таится где-то в тайниках.
На части б мир рассыпался, когда б
гармонии исчезла благодать,
и хор в душе бесчувственной – ослаб,
и музыке пришлось бы замолчать.

В этом мире – не любят, не верят?
В этом мире – как в тёмном лесу?
Тут хоронят охотника звери,
лицемерно роняя слезу.
И в хвале упражняясь совместной,
так фальшивят – тошнит от похвал!
А охотник – был странный и честный.
Никогда ни в кого не стрелял!
Пел он песни – и птицы поближе
подлетали – запомнить мотив!
И листва шелестела потише.
И ручей был не так говорлив.
Он, охотник – природы работник,
он проник в её тайный подвал.
И волшебную ноту, негодник,
он подслушал или угадал.
Ноту «до»… До всего. До начала!
Ту, в которой звучит тишина.
Ту, которой бы нам отвечала
эта жизнь, что нужна и нежна!
Тайна звука – любовная тяга.
Знал её легендарный Орфей,
оттого поплатился, бедняга.
Нам без этого – жить здоровей.
Зря ль певца растерзали, убили?
…Не нужны уже пуля и яд.
И шикарные автомобили
над певцами истошно гудят.
Веселятся, со смехом хоронят
всё высокое – ибо старо!
Вот перо с неба птица уронит, —
а зачем нам жар-птицы перо?
Нам не максимум нужен, а мизер.
Нам – обед и налаженный быт!
Вот и врёт без конца телевизор,
а мобильник – в могилу звонит.

Дуди, дружок, играй, рожок,
пока не стёрли в порошок,
пока ты жив – среди потерь,
пока есть в будущее дверь,
пока есть звук, пока есть цвет,
и есть вопрос, и есть ответ.
Звучи, рожок, дуди, дружок,
пока я не костей мешок —
живой и настоящий,
покуда пью пьянящий сок
минуты преходящей.
Дуди, дружок, рожок, играй!
Покуда звук взлетает ввысь, —
не знает края жизнь (где край?).
О, музыка, будь так добра —
на ниточке из серебра
держи меня, не оборвись.
Играй, рожок, дружок, дуди,
мани меня, зови, буди,
пока хоть что-то – впереди,
и некий ритм живёт в груди.
Пусть жизни ход излишне скор —
веди в обещанный простор.
Упасть бы, как птенец, в траву,
в немыслимую синеву…

Звук поднимается всё выше, выше,
он небесам в покое быть не даст.
Какое ликованье я услышу!
Какой откроется мне боли пласт!
Вот молотилка, страшная, большая
(о, нам, ещё живым – не угрожай!) —
тела кромсая, головы срезая,
кровавый убирает урожай.
В ней словно бы космическая сила
всё перемелет, уничтожит, съест!
Саму себя ещё ты не забыла,
душа, посаженная под арест?
Безумствует, ликуя, в партитуре
убийственно грохочущая медь!
Но ты, стоящий посредине бури,
всему тишайшим голосом ответь…
Интеллигент, задумчивый очкарик,
бесстрашно всё, что думаешь, скажи.
Ты мирозданье, как воздушный шарик,
не отпускай, на ниточке держи!
Вот голос птицы – вписан в закорючки
на нотном стане… Что за тишина
в лесу, что по ту сторону колючки,
что в средоточье бедствий не слышна?
Да, лишь у птицы – голос человечий!
Что ей – какой там на флагштоке флаг?
Неведомы Освенцима ей печи —
как и соседствующий с ней Гулаг.
Лишь в глубине страданья – мы не лживы.
Спасает голос тайной тишины.
…Суть в том, чтоб души, души были живы,
великой музыкой воскрешены.
Мы – люди или винтики системы?
Не вытряс души страх, что всех нас тряс?
И вот в финале вы сошлись – две темы:
машина смерти и народный пляс.
Кто там ещё – о личности взывает?
Вот где, увы, на самом деле жуть.
Всеобщее веселье убивает…
Да, живы мы. Но разве в этом – суть?