Наталья Тимофеева - Амбивалентность

Вот ещё чуть-чуть и я, наверно,
Закружу в безумии хмельном…
Говорят, имею норов скверный
И могу соперничать в одном

Я с тобой — в необоримой тяге
К непокою. И в борьбе со злом
Мчу, едва проснувшись, по бумаге
Тоненьким серебряным стилом.

По профессии я — змеелов.
Мои руки в рубцах от укусов.
Как на дудочки тоненький зов,
Я иду, я не праздную труса,
Я вступаю в контакт непростой
С удивительно ласковым гадом,
Кто, обвив меня сильным хвостом,
Сдобрить кровь мою силится ядом.
Глаз его — в бесконечность дыра,
Рот его — два смертельных касанья.
Из холодного цедит нутра
Он великий восторг обладанья.
Он красив неземной красотой,
Он понятен и близок немногим,
Запредельною смертной тоской
Он скуёт моё сердце, и боги
В час любовного танца на миг
Остановят земное движенье,
Из молчания вычленив крик
И мучительной тьмы выраженье…

В соловьино-сиреневой рани
Просыпается мой уголок.
На окне полыхают герани,
Солнце бьётся в лепной потолок.

Голос пробует ветер залётный,
Шелестит молодою листвой.
Петушиный привет беззаботный
Звонко в утро летит над избой.

Аромат выдыхает цветенья
Первоцветами залитый луг…
Я опять обретаю рожденье
В этом мире потерь и разлук.

Я опять восстаю из пучины
Равнодушного долгого сна,
Где иные гнетут величины,
И в безвременье тонет весна.

И, толкаясь бездумной рекою,
Алым соком вливаясь в гортань,
Жизнь моя с этой новой весною
Птицей рвётся в небесную рань.

Звенят за гранью тишины
В глуби небесной колокольцы,
Их голоса едва слышны.
Напевно, словно богомольцы,
Они поют о тех, кто мал,
Кто в этой жизни не был первым,
Скитался, мыкался, страдал,
Кому-то действовал на нервы
Своими бедами, подчас,
Но из последнего делился
Столь незначительным для нас,
Что в изумлении дивился
И тот, кто принимал дары,
Мол, вот — образчик скудоумья…
Да, в наши правила игры
Их не вписать. Мои раздумья
Мирского вспять не повернут,
И я бываю небезгрешна…
А колокольцы тут как тут,
Звенят и плачут безутешно.
Они звенят по тем, кто жил,
Уйдя за кромку незаметно,
А здесь лишь Господа молил
За нас, да плакал безответно…
По мне раздастся ль этот звон
Когда-нибудь, пронзая память
И нарушая чей-то сон?
Как сердце от тоски избавить
И невозвратность победить?
Но человек нищает духом,
А времени непрочна нить…
И я своим неверным слухом
Ловлю неясный робкий звук,
Что душу мне в ночи тревожит,
Как доказательство разлук,
Но Веры вычерпать не может…
Звени, небесная капель!
Слезами утолённый пламень,
Лети за тридевять земель,
Чтобы заплакал даже камень…

Метельным росчерком зима
Здесь узаконила порядки.
Всегда полна её сума.
Она устраивает прятки,
Она рисует вензеля,
С размахом празднуя Крещенье…
И зачарована земля,
Приняв метель, как очищенье.

Где ивы гривы над рекой
В поклоне снежном уронили,
Там величавость и покой,
И тишь такая, как в могиле.
Там одиночество стократ
Все умножает откровенья,
И ели сизые горят,
Надев на святках украшенья

Из самоцветов, жемчугов…
Лишь ветер в тучах колядует…
А сердце тихий слышит зов
И вместе с тучами кочует
Над колыбелью снеговой, —
Мне так мила её нетленность…
А прорубь меткой крестовой
Крещает зимнюю трёхмерность.

Чай парит в фарфоровом изложье
Тонкой чашки, вечер плавит мёд
Утлого светила, и порожне
Жизнь вокруг обычная течёт…
Ароматы чая и корицы,
Блик дрожит на зеркале окна…
Горнице сочельник нынче снится,
Я им обнадёжена сполна,
Что в вертепе звёздном, в месте чудном
Скоро народится ясный свет…
В мире нашем, мрачном и остудном,
Вере и Надежде места нет?
От Христовой слёзки мимолётной,
От пречистой Матери его,
От звезды волшебной и бесплотной
Рдеет радость сердца моего.
Рождества волшебное сиянье
И корично-чайный аромат…
В отрешённом теплится сознанье
Девы непорочной вешний взгляд.