Наталья Тимофеева - Амбивалентность

Пускай мне будет хуже на чужбине
Без этой жуткой, гибельной страны.
Тут страшно жить, тут кровь по венам стынет,
А люди только в деньги влюблены.
Взывать нет смысла к ненадёжным чувствам.
Пусты глаза, разрежены сердца.
Больны литература и искусство,
И выхолощен разум до конца.
Чудовищны желания, деянья,
Земля людей? Людского не видать.
Россия, ты — безмерного страданья
И крохоборства преданная мать.
Твои дороги устланы костями
И алой кровью политы поля.
Как раболепна ты перед гостями!
Но пред своими, что тебя моля
О снисхожденье, маются до гроба,
Жестока ты и властна не в пример.
Тобой владеют дураки, да снобы,
Чей предводитель от рожденья сер.
Он говорит и сам себе не верит,
Его глаза и лживы, и жадны.
Своими удовольствиями мерит
Простор державы он, и неравны
История великая и слякоть
Душонки ненасытной! Ей под стать
Лишь воровать, да о народе «плакать»,
Гноить его, да недра продавать.
Пускай мне будет хуже на чужбине,
Хочу забыть весь ужас и разор,
Что я узнала с детства и доныне,
Пока ещё души горит костёр,
Пока ещё не умерло желанье
Познать глубины мудрости земной,
Пока ещё тревожит состраданье
К тебе, Россия, дом холодный мой.

Я пробую мгновения на вкус,
Они солоноваты и прозрачны.
Вот на столе разрезанный арбуз,
А на скамейке котик в паре фрачной.
Снаружи ходит ветер по двору,
То дверь рванёт, то сдуру дровню рушит…
Я нож с фигурной ручкою беру,
Крушу арбуз и распаляю душу.
Есть у мгновений привкус октября,
И страстность лета им не по карману,
Они со мной нелепости творят
И напускают к вечеру туману.
Поймать самой мгновение в стакан
Мне удаётся только «для блезира».
Мой котик в чёрной паре сыт и пьян,
А пол-арбуза — половина мира.
Снаружи ветер стылый гомонит,
Стучит в окно кленовой веткой голой…
Мгновенье щёку глянцем бороздит,
Летя солёной чистой каплей к полу.

Меня ль, бастарда с порченою кровью,
Понять сиротам завтрашнего дня?
Объять пыталась вас своей любовью,
Но вы не дотянулись до меня.
Вы так хотели быть весомей тверди,
Вы так стремились заслонить закон,
Что я вас вычла из себя, проверьте,
Как неприятный, неприличный сон.
Что мне в зачёт, — года мои? Не знаю.
Я вижу всё на уровне вранья.
И знает Святый Бог, я вас прощаю,
Пусть вы не дотянулись до меня.
Ваш визг не нов, а добродетель лжива,
И мне забыть вас — не такой уж труд.
Ах, Боже мой, ведь жизнь — совсем не диво,
Лишь смолкнут бесы, — ангелы поют!
Пою и я не в унисон, не в ноту,
Но мне не в кайф стремиться вровень быть
Со всеми вами, кто нашёл охоту
Плыть по теченью. Вас похоронить
Не тяжек труд в душе моей, поверьте.
Там много вешек за недолгий век.
Мы все живём за пять минут до смерти,
И только так бессмертен человек!

Мне просторы её не наскучат,
От красот не замылится глаз,
Но сограждане сучат и сучат,
А в Москве поселился Кавказ.
Песнопения слышатся в храмах,
Говорят, возрожденье грядёт,
Только много ли совести в хамах,
Что без устали грабят народ?
Бога нынче и в храмах забыли, —
Лишь коммерция движет прогресс.
Меньше в войнах людей перебили,
Чем корыстный сразил интерес.
Сталось нынче неладное что-то
С нашей некогда славной страной,
Наш чиновник страшнее Пол Пота
И силён он не только казной,
Но хранит круговая порука
Воровское его естество.
Может запросто каждая сука
Жить в России одним воровством.
Труд у нас много лет не в почёте,
Говорильня браваде сродни.
Наши думские дяди и тёти
Вновь считают свои трудодни.
Наплевать им на честь и на совесть, —
Саранчой обескровили Русь.
Это старая-старая повесть,
Я бояр обсуждать не берусь,
Только мне бы ружьё или яду…
Как просторы у нас хороши!
Здесь и вправду иного не надо,
Лишь покоя для грешной души!

Вы знаете, как гулок дом пустой,
Где эхо шорох превращает в топот?
Там призрак тлена пущен на постой,
И стены драпируют пыль и копоть.
Там умирает дух иных времён,
Он погребает под пластами грязи
Дыханье тех, кто жил и был влюблён,
Кто здесь сухой цветок оставил в вазе,
Кто здесь игрушку детскую забыл,
Пластинку, чашку с выщербленным краем…
Сюда ОН сумку с хлебом приносил,
Гнездо своё ОНА считала раем
И мыла, и готовила, могла
Крутиться в этой заводи часами…
Но ВЕЧНОСТЬ всех теченьем унесла,
И меряет усталыми шагами
Углы покоев,
где угасший свет
В пыли лучом не выхватит мерцанья
Любимых глаз,
где жизни больше нет,
И не спасут уже ничьи старанья.