Наталья Тимофеева - Щемящей красоты последняя печаль

Девицей стыдливою рябина
Раскраснелась, стоя на ветру.
Вновь полна грибов моя корзина.
Я иду к осеннему костру,
Где горят осинки — хлопотуньи
Радостным сияющим огнём,
И синицы, милые певуньи
Тут и там щебечут этим днём.
Не пылит песчаная дорога,
И полна листвою колея…
Поброжу-ка я ещё немного
В хладном полыхании огня,
Успокою душу от терзаний
От тревог и вечных передряг,
В хороводе бережных касаний
Умеряя ненарочно шаг.
И, своею ношею довольна,
К дому подойду, помолодев,
И забуду это слово — «больно»,
От осенней сказки захмелев.
Бабье лето, ах ты, бабье лето!
Ты не долго, грустно и тепло…
Мне довольно солнечного света
Чтобы сердце счастьем расцвело.

Мчит по воздуху снежная пляска,
Тёрн душистый почти занесло.
Восковой фиолетовой пясткой
Он стучится поутру в стекло.

Белый пчельник роится, роится,
Торопясь долететь до земли,
И кричат за окошком синицы
В этой зябкой, бесшумной пыли,

Укрывающей сизые дали,
Самобранкой ложась на поля…
И в бездумной и хладной печали
Пробудилась деревня моя.

Звякнул ворот замёрзшею цепью,
Хрусталём зазвенела вода,
Треснул лёд ненадёжною крепью,
И осыпали снег провода.

Задымили уверенно трубы,
Закудахтали куры, и день
Покатился неспешно. Мне любы
Неторопкая зимняя лень,

Постепенность, раздумчивость, алость,
Снегириная алость зари…
Нега зимняя, — это усталость
Натрудившейся за год земли.

Над обрывом ходят облака,
А внизу клубится сизый дым,
Там, где стынет тёмная река
Под высоким берегом своим.

Ветви леденеют в брызгах вод,
В драгоценный рядятся хрусталь.
Сеет снег набрякший небосвод,
Застит пеленою близь и даль.

На горе высоко купола
Поднимают золото крестов,
И звонят, звонят колокола,
И летит, летит немолчный зов.

Ты не сбейся, путник, в белизне,
В бесконечной пажити зимы,
В этом хладном чёрно-белом сне,
Где плутаем до весны все мы…

Ты найди свой потаённый путь
В заповеданный родной покой,
Где зиме лампады не задуть,
Хоть метель кружится над рекой.

Один мой голос очень мало значит,
Но, если бы поэты всей земли
Услышали, как твердь над нами плачет,
То вместе мы бы многое смогли.

От жалости к себе не стоит бредить,
Нас матери рождали не за тем,
Чтоб счастье только личное изведать,
Ни разу не решив ничьих проблем.

И, если кто-то мучается рядом,
Должны ли мы стыдливо прятать взгляд
Или за помощь ждать себе награды,
Когда в тревоге сердце бьёт в набат?

Чужое горе — это наше горе,
Чужих детей на свете просто нет.
В многоголосом человечьем хоре
Ты — запевала непростой, поэт!

Не надо правды, бедности бояться,
Не надо с властной принимать руки
Отличия, тогда, быть может статься,
Не будет в мире горя и тоски.

Ты подними свой голос, пусть услышат
Те, кто державной силой облечён,
Как хрипло наш народ несчастный дышит
И как нищает с каждым годом он!

Как всё ничтожно, как слова их пусты,
Как ложь привычно льётся с высоты,
И пусть нас ждут дантесы и прокрусты,
Нельзя предать ни чести, ни мечты.

Нельзя звенеть пустым кимвальным боем,
И славить беззаконие строкой,
Ведь слово, нам доверенное Богом,
Его же будет отнято рукой!

…И в мире подлунном просты
Привычные, кажется, вещи:
Сияют листвою кусты,
И солнце над озером блещет,
Потерянно чайка кричит,
Крылом опираясь на ветер,
Сосна свои слёзы сочит,
Янтарь их прозрачен и светел…
Но в этой святой простоте
Есть плач неизбежной потери,
А в гимне живой красоте —
Конечная хрупкость материй.

Столько слов о любви, будто лестница в небо,
Будто лестница в рай… Вы бывали в раю?
Счастье там, говорят, как на ёлке конфеты,
Райских птиц голоса акапельно поют…

Как мне жалко людей, потерявших надежду,
Ведь словами совсем не заполнить пустот
В этом мире скупом, в этом мире безбрежном,
Где три слова звучат, как простые семь нот,