Наталья Тимофеева - На склоне пологой тьмы

Луна, ты бестия из бестий,
Но я такая же, поверь.
Давай грустить над миром вместе,
Ты только слёз сюда не лей.

Одних моих, наверно, хватит, —
Что ни погибель, то слеза.
Иной своё безумье хвалит,
А я — ругаю за глаза.

Прости, Луна, мой дерзкий облик,
Мне старость тела только в плюс.
Есть Божье око, Божий окрик…
Ах, на тебя взглянув, напьюсь.

Лети, Луна, орбиты наши
Круглее всех иных орбит.
Ты много ликом чище, краше, —
Но сердце лишь моё болит.

Молчишь, туманишься за тучей,
А что ты можешь мне сказать!
Ты словно морок неминучий
Мне нынче выела глаза.

Фарфоровое личико луны
Мелькнуло, словно призрак, и исчезло.
Мрак навалился тенью тишины
И закачался, и поплыл нетрезво,
Плеща то тут, то там обрывки грёз,
Клочки тумана, сполохи ночные…
А светляки метались меж берёз,
Где сны в ветвях таились кружевные…

Время полог беспамятства ткёт неустанно,
Дождь смывает следы, ветер гасит сердца…
Что-то жить мне становится горько и странно,
Только знаю, что надо дойти до конца.

В этом мире безверия, тьмы и обмана,
Где диктует законы нечистая плоть,
С неба больше не сыплет блаженную манну
На сошедших с ума постаревший Господь.

Никому не достанется дым фимиама
После стольких падений и стольких измен.
На земле завершается долгая драма,
В ней повержены будут тринадцать колен.

Тень минувших столетий сольётся с бесславьем,
Перепутав и дней, и годов череду.
Словно точку над «и» над безумьем поставив,
Выйдет чёрное солнце в кромешном аду.

Значит, ада и я удостоюсь меж теми,
Кто не смог даже память сберечь от огня.
Канет в лету навеки безвестное племя —
Человечья бесстыжая злая родня.

Сострадания чуждый, спиралью вселенной
Перекрутится звёздный блистающий жгут,
И над грешной Землей вновь монетой разменной
Лунный призрак покатится в звоне минут.

Объял туман лощины и поляны,
Молочной мглой наполнил окоём…
Полынной нотой в сладости духмяной
Ты прозвучал в сознании моём.

Что это было, — правда или небыль,
Я до сих пор не в силах распознать,
Но потемнело над горами небо,
И ливень чувств моих струится вспять.

Есть только шаг от страсти к обожанью
И от любви до ненависти — шаг.
Не много стоят все твои признанья,
Коль сам в себе не властен ты никак.

То равнодушно ты смотрел, то жадно
Пытался губ моих найти ответ…
Теперь же мне неловко и досадно
За свой безумный мимолётный бред.

Каприз души, иль просто наважденье?
Твой образ стёрся, словно не бывал…
И лишь остались смутные сомненья, —
Мне Бог иль чёрт любовь твою послал…

Преисподняя чувства тебе не знакома,
Ты за мной не последовал в эту юдоль.
Сердце гложет печаль, душу точит истома,
Захлестнули сознание горечь и боль.

Что случилось со мной на далёкой чужбине?
Не хотела бы знать я такой новизны.
Буря тяжких сомнений бушует отныне
Так навязчиво-вязко в кругу тишины.

Запрокинется небо горячею синью
Над моей неуёмной седой головой…
Всё мне чудится поле и тропка с полынью,
По которой я снова шагаю домой.

Здесь красиво и мирно, всё дышит покоем,
Ни морозов, ни жалящих щёки ветров,
Но сердца холодны. Мысли кружатся роем,
И грядущего вновь непрогляден покров.

Где-то там, над просторами нищих проплешин,
Над лесами дремучими, еле дыша,
Кружит птицей тяжёлой, чей лик безутешен,
Прогневившая Господа-Бога душа.

И кричит она голосом боли и гнева,
Что любовь её там и покой её там,
Где тягучего слышатся ноты распева,
Где и горе и радость навек пополам.

Только эхо ответствует скорбному крику.
Может, сплю, наяву не изведав ни мук,
Ни любви этой каторжной, боли великой…
Вот проснусь, и не станет на свете разлук.

Снова что-то не ладится, как несмыканье.
И в горячечном шёпоте прожитых лет
Я никак не расслышу былые признанья.
Мне чужая сторонка затмила весь свет.