Наталья Тимофеева - Холсты

Там, где дамы достали наружу интимные части,
Там, где дым коромыслом и пол, данный Богом, презрет,
Не стараюсь прибиться ни к власти, ни к масти, ни к касте.
Я — солдат на посту у рассудка — обычный валет.

И, когда сгинут так же легко и бесславно, как прежде,
Все невзрачные идолы царства обманутых грёз,
Ветерану любви, мне, краплёному правдой невежде,
Летописцу рассвета безумия хватит ли слёз?

Отворятся однажды приделы и рая и ада,
Чтоб колоде придать запредельный расклад бытия…
Но, какая меня будет ждать в этих кущах награда,
В эмпиреях, где «мы» снова будет важнее, чем «я»?

Катится яблоко под ноги,
Август прохладен и пуст.
Хмеля душистые розбеги
Обняли розовый куст.

Сердце царапает тонкою
Болью ли, давней тоской,
Словно бы веткою ломкою
Под торопливой рукой.

Облако — пёрышком выпавшим
Из белых журавьих крыл…
Знаю душою вызревшей —
Ты только меня любил.

О, эти небеса! Роскошная фелонь!
Струится синий шёлк, расшитый звёздным светом.
Великий Млечный Путь холодный льёт огонь,
Рождённый так давно… И чиркают кометы
В провалах пустоты клинками серебра,
И кажется, что музыка вселенной
Настроена на лад покоя и добра
В гармонии своей проникновенной.
И голова моя, закинутая вверх,
Окутанная тьмою и туманом,
Как никогда пуста, а грудь — непрочный мех,
Наполнена томлением. Обманом
Вся жизнь моя была, иллюзией, и вот
Я вижу над собою ту реальность,
Где вечная душа полётами живёт,
Погружена в волшебную астральность.
И там, среди красот неведомых миров,
Скитаясь без волнения и цели,
Она сбирает мёд невиданных даров,
Очистившись в родительской купели.

Меня опутал кокон пледа,
Он по-верблюжьему колюч.
В непрочной яви полубреда
Скользнул в окошко лунный луч.

Замкнула ночь в свои объятья
Мой тихий сонный уголок,
Где контур сброшенного платья
Струит по стулу мягкий шёлк,

Где скатерть на столе белеет
Старинной кружевной канвой,
И где меня сознанье греет,
Что ты по-прежнему со мной.

В кружале дня — коловорот огня,
У трясогузки с ласточкой раздоры.
Меня с землёю яблони роднят,
Да красные на грядках помидоры.
Вчера туман разлился ввечеру, —
Не видно звёзд, — к теплу и урожаю.
Малина зреет споро во бору,
А я малину шибко уважаю.
И где шумит Москва, в какой глуши?
Её мне сутолока неизвестна…
Пичужий хор распелся для души,
Которой здесь не скучно и не тесно.
Спущусь к воде, разнежусь на песке,
Где в заводи распластан лист кувшинки,
Держа дрожащий стебелёк в руке
Какой-нибудь неведомой былинки.
И, взором вновь скользя по облакам,
Не углубляясь в прожитые темы,
Я буду течь по жизни, как река,
А реки на Руси мудры и немы…

Смерть на прятках сегодня «вода»,
У креста закосила глаз.
Умер друг, балагур и шкода,
Кто «осален» на этот раз.
Вот прошла, не заметив будто,
Растопырив свои персты…
Ну, хитра! Проступают смутно,
Но всё ближе её черты.
Что за жизнь, — за помином помин, —
Свадеб вроде бы не слыхать,
Лишь землица холмится вровень.
Здесь, на кладбище, благодать!
Выпить рюмку покрепче нешто?
Вдруг по запаху не найдёт
И зелёной дорожкой вешней
Не меня к кресту поведёт?!
А кого? Мне зачем таиться?
Необъятного не объять.
Коль на свет довелось родиться,
То приходится помирать.
ТАМ компания даже лучше,
И надёжней пристроен дух.
ТАМ Господь управдом, не случай,
И земля, говорят, как пух.

Небо занавесилось снегами
И отгородилось от земли.
Двигая неслышно «плавниками»,
Рыбы-люди плавают в пыли.
Снежною извёсткой обозначен,
Мост застыл дугою ледяной,
И поток речной, морозом схвачен,
Вьётся нехожалою тропой.
В пантомиме медленного танца
Улицы плывут и фонари,
И ветра бесшумные кружатся,
Мир стараясь пухом оперить.
За ночь наметут они овины,
На дорогах бросят горностай…
Так по-человечьи тяжко спины
Крыши перетрудят… Каравай
Перед домом зимушка водрузит
А на нём цукаты — снегири,
Да снежинок сахарные друзы…

Всё займётся в пламени зари,
В розовом безудержном сиянье, —
Вкусно, хрустко, щебетно, светло…
В ювелирном сканом одеянье
Выйдет утро и зажжёт стекло,
На котором набросает шпатель
Стужи свой невиданный эскиз,
А небесный солнечный старатель
Будет улыбаться, глядя вниз…