Валерий Дудаков - Избранное

Чудесного нам, грешным, возвращения
Я буду неустанно призывать
К былой любви. И терпеливо ждать,
И вновь просить тебя о всепрощеньи.

Печалюсь я по прошлому вдвойне,
Что не вернуть его, как б не хотелось,
И что приходит, часто снится мне,
Чтоб грусть души в лучах его согрелась.

И возникает в памяти былой
Тот уголок, куда уж не вернуться,
В Сокольниках наш просек Лучевой,
Вокруг прудов сверкающие блюдца.

Среди других он был по счету пятым,
Я девять лет на этом месте жил,
Лишь знает Бог, в каком году лохматом
Его сквозь глушь деревьев проложил

Тот дровосек, кто заросли лесные
Извилистой дорогой окаймлял.
Запущенных болот места глухие
Воздушный «чертов мостик» оживлял.

Там ландыш цвел под заговоры мая
И незабудок цельные поля,
И средь цветов, живой водой играя,
Стекал ручей. А влажная земля

Глубокий терпкий запах источала.
В деревьях дятел день-деньской стучал.
Мать как-то лисий выводок встречала,
И в лес наш лось нередко забредал.

Отец и мать. Он жив, ее уж нет.
С младенчества они меня растили,
Произведя на этот белый свет,
И, как могли, любили и хранили.

Мой брат ушедший, не проживший лет,
Положенных ему судьбой и Богом.
Пятном неясным выцветший берет,
То крестная моя в обличье строгом.

А где-то в прошлом, еле сохранясь,
Лик бабы Мани в памяти остался,
Когда я, робко за руку держась,
К вечерней службе к храму приближался.

И ласковая бабушка моя,
Спасавшая не раз от злых ненастий,
По имени Любовь, любовь даря,
В ушедшей жизни не имела счастья.

В наш двор татары ездили с возами,
Мы выходили с бабушкой вдвоем
С ненужными и старыми вещами
Под крики под оконном «старье берем».

И после всех манипуляций ловких —
Татарин чуял прибыль впереди —
Мне доставался мячик на веревке
И новенький свисток «уди-уди».

Все по сезонам наступавшим жили,
Казалось, жизни этой нет скромней,
Гусям и курам головы рубили,
А в осень дружно резали свиней.

Враз жгли щетину лампою паяльной,
В тазы сгребая горы с требухой,
И, действуя с усердием похвальным,
Не думали над всякой чепухой.

Так жизнь была проста, нетороплива,
Размерена в заботах и трудах,
И кто-то называл ее счастливой,
А в души наползал незримый страх.

Но это все осозналось поздней,
Когда я впрягся в лет текущих бренность,
Но прошлое давно ушедших дней
Я в памяти храню, как драгоценность.

Я возвращаюсь в этот дивный сад,
Где шествуют, хвостом шурша, павлины,
Где белок дружный рой на ветках длинных,
И в прошлое так хочется назад.

Твое цветенье для меня порой
Гармонии согласье означало,
И лишь одно родное сердце знало,
Как тонок примеренья хрупкий слой.

Все двадцать лет я в этот сад хожу,
Когда тоска порою сердце гложет,
В тот час, когда она меня тревожит,
Я в саде утешенье нахожу.

И в радости от прелести земной
Разбуженных шальных цветущих весен,
Когда душа о счастье Бога просит,
Я возвращаюсь, как к себе домой.

Ах, сад, ты для меня как целый мир,
В тебе все звуки и благоуханья,
И снова пребываю в ожиданьи,
Чтоб в сад я помолиться приходил.

О Господи, прости за малый дар
Свои сомненья выражать словами.
Се значит, что благословенье с нами,
И что еще душою я не стар.

Вдруг погас от солнца яркий свет,
Мир закутал дымчатый обман,
Стихло все, уж сколько долгих лет
Ждал тебя я, лондонский туман.

Крыши черепица не видна,
Потонули трубы в серой мгле,
Лишь каштан у близкого окна
Врос корнями прочными в земле.

Для него целебен этот смог,
Он во сне накапливает сил,
Чтобы май, когда настанет срок,
К буйному цветенью воскресил.

Он раскроет свечи на ветвях,
Белым цветом в небо полыхнет,
И, бродя вокруг него в садах,
Путник со смирением замрет.

Ярок свет от пламенных свечей,
Славят жизнь и силу бытия,
И, как в свечках праведных церквей,
Светит, Боже, чистота Твоя.