Владимир Соколов - Это вечное стихотворенье...

Он бросает готовое,
Птиц не осилив.
Ветки долго пустуют
Под небом нагим.
Но приходит на помощь
Художник Васильев
И рисует грачей
Одного за другим.

То слетаются, то
Разлетаются тучей,
Обживая вне рамы
И в раме жилье.
И бросается гвалт,
Этот гомон летучий,
То ль в окно мастерской,
То ль из окон ее.

Белый храм, над которым
Грачиная давка,
То к глазам подплывет,
То, как по ветру, — вспять.
Так что надпись на нем
«Керосинная лавка»
То является, то
Исчезает опять.

Тают черные сучья
И синие вены.
Но, творец, а художники?
Где же они?
Беспорядок, беспамятство…
Благословенны
Эти первые ночи
И первые дни!

Эти окна подернуты инеем,
Эти стекла запаяны льдом.
Только свечкой да собственным именем
Оживил я заброшенный дом.

И сижу.
Пригорюнилась рядышком
Тень,
во тьме потерявшая спесь.
Одиноко жила моя бабушка,
Александра Ивановна, здесь.

Все сыновние жизни,
дочерние
Озаряла ее доброта.
Час,
как областью стала губерния,
Пропустила,
была занята.

В наших судьбах являясь провидицей,
Малограмотна бабка была.
И нехватку обоев в провинции
Возмещала
чем только могла.

Клей ведерными лился замесами,
Одевали стену за стеной
И газеты с большими процессами,
И плакаты любой стороной.

Назубок и парады и бедствия
Знал по стенам бревенчатым я,
Педагогов пугала впоследствии
Образованность эта моя.

Там, где окна мне кажутся льдинками,
Помню,
возле кровати моей
Две огромных бумаги с картинками,
Льва Толстого большой юбилей.

Помню выезды Анны и Вронского.
Помню Левина,
Кити,
каток,
И собаку парения броского,
Узколицую,
длинную.
Дог?

Печь, как бабка,
поет в полутемени.
Помогают мне с легкой руки
Сообщения нового времени
И попутные черновики.

О малине,
о черной смородине,
О годах,
уносящихся прочь…
Помогают и стены на родине,
Отчего же им нам не помочь!

Пластинка должна быть хрипящей,
Заигранной…
Должен быть сад,
В акациях так шелестящий,
Как лет восемнадцать назад.

Должны быть большие сирени —
Султаны, туманы, дымки.
Со станции из-за деревьев
Должны доноситься гудки.

И чья-то настольная книга
Должна трепетать на земле,
Как будто в предчувствии мига,
Что все это канет во мгле.

В дни, когда рано темнеет,
Сразу становится поздно.
Но тем не менее веет
Ранью.
Туманно и звездно.
Шел я.
Менялась погода.
Жил, не считая мгновений.
Ждал я тебя, как прихода
Лучшего из вдохновений.
Вот и возникла, как завязь,
Ты — из любви и участья.
Вот и запел я, склоняясь
И улыбаясь от счастья.
Дерево к ночи синеет.
Листья качаются грозно.
В дни, когда рано темнеет,
Сразу становится поздно.

Сразу несколько стихотворений
Я пишу, ни одно не выходит.
Сразу несколько книжек читаю,
Ни одна далеко не уводит.

На бумаге нелепо смешались
Времена миновавшего года.
В дом, где окна распахнуты в зелень,
Снег является с черного хода.

Начинается бестолочь, глупость…
Затевая интимную свару,
Третий лишний огромным мольбертом
Заслоняет влюбленную пару

И рисует себя, горемыка,
А выходит соперник счастливый.
С этим каверзным автопортретом
Он уходит, такой сиротливый.

Он идет в голубом пересвисте,
И хотя все цветы процветают,
Над душой его желтые листья
Совершенно спокойно витают.

Мне ужасен подобный художник,
Потому что хорошего мало:
Все-то краски смешал, перепутал,
Потерял и концы и начала.

Сразу несколько пишет портретов,
Ни один у него не выходит.
Сразу несколько книжек читает,
Ни одна ни к чему не приводит.

Белые гнезда снега
Тают под переклик
Птиц, осадивших небо
Пристанционных лип.

Насыпью там, где тает
Наст под березняком,
С грохотом пролетает
Ветер порожняком.

Там, перед ним, — перроны,
Встречные города,
Встречные перегоны,
Встречные поезда.