1947
Богатырь смуглолицый он,
Богатырь с сединой густой.
Старый мастер — он в труд влюблен,
Он — ровесник земли седой,
Древней мудростью наделен,
Песней славится молодой.
Он попался во сне врагам,
Скован был по рукам, ногам.
Он глаза открывал порой,
Он пытался оковы рвать,
А порой он вставал горой,
Но валился навзничь опять.
Даль еще не цвела зарей,
Тучей вражья стояла рать.
Беззащитен он был, один,
Не щадили его седин.
Тяжек был мудреца удел,
Жизнь плененного тлела чуть.
Прах веков на челе осел.
Стеснена была мукой грудь.
Ветер с севера налетел
Жизнь в закованного вдохнуть,
Силы пленника освежил,
Душу новую в грудь вложил.
Не страшит его вражий бич:
Сквозь разрывы зловещих туч
Он увидел свободы луч,
Он услышал свободы клич!
Знай, он цепи стряхнет, могуч,
Сможет он торжества достичь.
В справедливой, святой борьбе
Он судьбу подчинит себе.
Мир проснулся. Со всех концов
Слышны зовы простых людей.
С ними слил мой народ свой зов.
Против вражеских злых затей,
За свободу, за хлеб, за кров,
За счастливую жизнь детей,
За содружество всех племен
Встал он, братьями вдохновлен!
В дело мира тот лепту внес,
Кто восстал, чтобы сбросить гнет.
Море целое жгучих слез
Разве мир от войны спасет?
Лишь единство решит вопрос,
Поджигателей с ног собьет,
Лишь разбуженных сил напор
Может войн погасить костер.
Светлый путь мой народ избрал,
Мудрый, мира желает он.
Войн, раздоров пройдет пора,
Будет стан палачей сметен.
Ныне встал богатырь с одра,
Клич его — как набата звон.
За единство людей всех стран
Голос поднял седой Иран!
1951
Темноволосая моя, ты у меня одна.
Не разлучаться бы с тобой — да жизнь ведь не длинна.
Но вечно буду жить в стихах, тебя превозносящих.
Их повторяй, но ты рыдать над гробом не должна.
Жизнь торжествует, за нее мы боремся отважно
И встретим смерть лицом к лицу — она нам не страшна.
И даже полчища скорбей не овладеют нами,
Хотя б вплотную подошли, как темная стена.
Порой к ногам твоим клонюсь покорной головою,
Но и тогда душа моя достоинства полна.
Чтоб свой услышать аромат, приди к моей могиле:
Из праха лилия взойдет, тобой опьянена.
И если собственной красой ты хочешь насладиться,
Знай, в зеркале моей души она отражена.
Когда умру, придут друзья, завяжется беседа,
И памятью моей любви согреется она.
И если спросят: «На земле была ль любовь сильнее?» —
Ответишь: «Не было с тех пор, как рождена луна!»
1951
Под красное знамя, с полвека назад,
В Иране вставал за отрядом отряд.
Я был во главе одного из отрядов,
Мы слали в противника тучи зарядов.
И хоть далеко отошла та пора,
Мне кажется, все это было вчера.
По вольной степи, по бескрайним дорогам
Скакал я тогда на коне быстроногом.
Умел отличать он друзей от врагов,
Меня узнавал он по звуку шагов,
И, на удивленье и малым и старым,
Как пес, шел за мной по дворам и базарам.
А если, ослабив в бою удила,
Я, сшибленный, падал, как мертвый, с седла,
Вкруг землю копытом взрывал он столбами,
Тянул меня нежно за ворот зубами.
Когда ж удавалось мне на ноги встать,
Он ржал, чтобы радость свою передать.
Негаданно шахское войско, бывало,
Скрываясь во мраке ночном, подползало, —
Конь мордой толкал меня, тихо будил:
«Вставай, мол, враги пробираются в тыл!»
Дышал на меня горячо, как из печки,
И, вытянув чуткие уши, как свечки,
Подтягивался, точно лев для прыжка.
Он чуял — опасность была велика.
Меня извещал он ликующим ржаньем,
Что, доблестно справившись с трудным заданьем,
Бойцы возвращаются гордые в стан.
Любимец суровой семьи партизан,
Он смел был и чуток, горяч и понятлив,
Второго такого я встречу навряд ли…
Не раз я испытывал дружбу его,
И Другом назвал я за службу его.
Под натиском вражеских подразделений
Пришлось нам однажды начать отступленье.
Я с группой повстанцев его прикрывал.
Был страшен огня ураганного шквал.
Сказал бы ты: смерть-старуха из сита
Просеивала смертоносное жито.
Меня невредимым неся сквозь огонь,
В передние ноги был ранен мой конь.
Расщеплены были они, как лучины,
И рухнул мой Друг посреди луговины.
Был взгляд его умный ко мне обращен,
Как будто от друга ждал помощи он:
«Избавь от мучений, от тягостной доли,
Живым разорвут меня хищники в поле!»
Читать дальше