Владимир Салимон: На живую нитку

***

Начало осени. День знаний.
Возможно, я бы не узнал,
как много у стакана граней,
когда б их не пересчитал.

Мне открывались тайны мира,
дотоле скрытые от глаз.
Я слышал, как труба и лира
зовут на штурм последний нас.

Труба поет, а лира плачет.
Чтобы себя не выдавать,
поэт лицо в подушку прячет,
ничком упавши на кровать.

***

Небо затянет с утра облаками,
но не испортят тебе настроенье
дети, ловящие раков руками
без раздраженья и без омерзенья,

что бороздят полусонные волны,
на берегу разложивши одежку,
будто бы ищут в земле корнеплоды,
перебирают морковь и картошку.

Черные раки, как скользкие клубни,
в руки детишкам легко не даются.
Ровно в двенадцать часов пополудни
звуки трубы вдалеке раздаются.

***

Погода обещает быть дурной —
дождливой и холодной повсеместно.
Метеоролог записной
с телеэкрана врет об этом честно.

А я в смущеньи отвожу глаза.
Не потому, что за него мне стыдно.
А потому, что ясны небеса
и нет тому препятствий очевидно.

В такие дни нисходит благодать
на землю, и серьезных оснований
нет у меня на веру принимать
потоки домыслов и предсказаний.

***

Рассвет изобличает нас во лжи.
Поскольку мы не слишком сладострастны,
поскольку мы не слишком хороши,
для милых дам мы больше не опасны.

Собой я любоваться не привык
за туалетом утренним,
признаться,
мне не особо нравится старик,
в которого я начал превращаться.

Процесс бритья отчасти есть процесс
проникновенья в тайны мирозданья,
как будто бы, минуя темный лес,
выходишь на просторы подсознанья.

Казалось бы, я вышел на простор,
безбрежные вокруг открылись дали,
но что-то все же мой смущает взор —
вид общий и отдельные детали.

***

Велик в усадьбе барской урожай.
Количество в саду созревших яблок
уже перевалило через край.
Уже деревья повалились набок.

Петух, забредший с птичьего двора,
свой взгляд недобрый в спелый плод вперяет,
и вот уже в боку плода дыра
чуть ниже ватерлинии зияет.

***

С начала засухи проходит двадцать дней,
и воздух в поле делается черен,
как человек лицом,
или еще черней,
как будто камень из каменоломен.

Непререкаем, как халдейский обелиск,
с начертанным на нем посланьем строгим,
которого забыт давно язык, и риск
велик
остаться непонятным многим.

***

Природа в пору увяданья
благоволила нынче нам,
и доставало всем желанья
присматриваться к мелочам.

По местности пересеченной
текла река, а на реке
мальчишки в лодке плоскодонной
качались, словно в гамаке.

И было им ничуть не страшно,
а жутко весело, когда
лодчонки маленькой отважно
раскачиваются борта.

***

В дубовой роще желудевый стук,
как стук камней, течением влекомых,
где брызги над ручьем взмывают вдруг,
как будто рой крылатых насекомых.

Мне показалось, что скрипит песок
у спутницы моей под каблуками,
но это рыжий крошечный зверек
дыру проделал в желуде зубами.

***

При увеличеньи многократном,
как в траве усатого жука,
вдруг увидел в поле необъятном
пашущего землю мужика.

Многое с холма вершины видно,
прежде незнакомые места:
речку, что в кустах петляет скрытно,
глубока, студена и чиста.

На себя невольно примеряя
Божий мир, хоть это нелегко,
будто это шуба меховая,
я клонюсь под тяжестью его.

***

Мгла сокрыла облик внешний,
но осталось неизменной
суть того во тьме кромешной,
что является Вселенной.

Так как звезды и планеты
не имеют отношенья
к сути,
это лишь – предметы,
горней выси украшенья.