Ужасно горькая на вкус
она нам портит всю картину.
Как если б суп был из медуз,
съедобных лишь наполовину.
Взаимодействия двух сил,
дождя и снега на рассвете
не выдержит наш слабый тыл
напора – женщины и дети.
С начала осени лежит
старуха, глаз не открывая,
и муха, что над ней жужжит
не знает, что она живая.
Садится муха ей на лоб,
того не зная, что старуха,
хоть одноглаза, как циклоп,
но не глуха на оба уха.
Я не застелил кровать, поскольку
думал вновь залезть под одеяло.
Редкая возможность юркнуть в койку
среди бела дня меня прельщала.
За окном уже утихла вьюга,
но с высокой ели снега комья,
падая, о землю бились глухо.
Копошилась на дворе Прасковья.
Видимо, ошибся Исаковский:
вон она – ругается с соседкой!
Говор – быстрый, резкий, не московский.
Голос – словно кто-то хрустнул веткой.
***
Машины к нам подкрались очень близко.
Автомобили, самолеты, корабли. Внезапно
оказавшись в зоне риска
с умом собрались мы и мышцы напрягли.
Из разговора с внуком вдруг я понял,
как он беспомощен, как беззащитен он,
и бережно его за плечи обнял,
и предложил пойти со мной считать ворон.
В сад залетела пташка божья,
столь редкая для здешних мест,
и примостилась у подножья
столба, похожего на крест.
Столб уличного освещенья
и вправду крест напоминал,
но прежде этому значенья
никто из нас не придавал.
В мгновенье ока коноплянка,
вспорхнувши в небо, скрылась с глаз,
но эта птичка-христианка
задела за живое нас.
Произошел системный сбой,
как говорят специалисты,
что пользуют язык иной,
чем мы – поэты и артисты.
Что все пошло и вкривь и вкось,
я чувствую совсем иначе,
когда ложусь с женою врозь
спать – в разных комнатах на даче.
И это вовсе не пустяк,
а катастрофа, право слово,
как если б пал на землю мрак,
не стало ничего святого.
Попалась мышка в лапки кошке.
Такое ощущенье было,
что я, спасаясь от бомбежки,
забрался в шкаф.
Меня стошнило.
Вокруг темно – ни зги не видно.
А острый запах нафталина
щекочет горло.
Страшно стыдно.
Противно умирать, Ирина!
О чем мы судачим, огни погасив?
Конечно, совсем не о том,
большим ли, Бог весть, во Вселенной был взрыв,
что все полетело вверх дном.
Я глажу тебя по горячему лбу,
в крови твоей чувствуя жар,
как сыпет в ночи ледяную крупу
декабрь на сухой тротуар.
Белее за окнами снежный покров.
Морозец. Начало зимы.
Ночной разговор протекает без слов.
Обходимся жестами мы.
Я палец к губам приложил, чтобы ты
меня без труда поняла —
у нас за спиной сожжены все мосты.
Жизнь наша как сажа бела.
Елка за стеной упала
или китель в орденах?
Вдруг раздался звон металла
ночью в каменных стенах.
Может, это нам приснилось?
Крик поднялся, шум и гам.
Что-то с грохотом разбилось,
раскатилось по углам.
Словно брызги разлетелось
разноцветное стекло.
Впилось в руки, ноги.
Въелось
в губы, щеки нам назло.
Калачиком свернувшись, спит дитя.
Лес за окном теряет очертанья —
так быстро испаряется дождя
слепого влага,
что плывет сознанье.
Все призрачно, к чему ни прикоснусь.
Сучок ольховый или ветка клена —
все крайне зыбко.
А Святая Русь —
определенье неопределенно.
Тщась ложный смысл вложить в него, легко
дозволенную меру переходишь,
ведь яблоко, что слишком велико,
усильем слабых пальцев не разломишь.
С потусторонним миром связи нет,
но в перспективе отдаленной
возможно, что отыщется мой след.
Звонок раздастся ночью темной.
Как будто бы голубка из горсти,
свет прыснет из-под абажура,
неподключенной к электросети
настольной лампы,
как стрела Амура,
тень легкая скользнет среди ветвей,
нежнейшим снегом опушенных,
и цель найдет в кругу моих друзей,
на смерть невинно осужденных.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу