Таёжный Волк - Босяцкие баллады

Как завершает он дело,
шоментом на дорогу выканает,
отрывается со своими ланцами;
как завершает он дело,
по обратным дорогам отканает,
сматывается со всеми концами.

Следы заметая за собой,
не светится на делах шпанских:
тень его с темнотою сливается;
следы заметая за собой,
не зрится в кутерьмах штацких:
тень его до зарянки смывается…

В дикой житухе одинок:
не гуляет по барам и бардакам,
не имея при себе лавья и друга;
в дикой житухе одинок:
гуляет он по банам и чердакам,
не имея при себе семьи и круга.

Жил в скитаниях всегда,
топал по стране веган ластами,
якорей не запускал на порогах;
жил в скитаниях всегда,
спал в пещерах и под мостами,
здоровье исчерпал на дорогах.

По жизни каная наугад,
ударился с погаными ментами,
порою попадал он под стражу;
по жизни каная наугад,
чалился с лагерными кентами,
долго зоны топтал он за кражу.

Снова в розыске жиган:
браслеты мусора готовят вору,
но пока не зависает в западне;
снова в розыске жиган:
нигде мусора не находят нору,
хоть вовсе не почивает на дне.

Впереди сумрак и туман:
удача зверю ожидает на скоке,
если обратно в заман схипнет;
впереди сумрак и туман:
чалка зверю ожидает на сроке,
если лапами в капкан влипнет…

Над городом наступает ночь…
От ментовки двинув прочь,
со шрамами на лице
вентает странник по улице…
Мглою серой окутала темень…
Ко штанам стиснув ремень,
с жиганским ножом
вентает странник на рожон…
Во дворах царит лютый хлад…
Скоро покинув мутный сад,
с кепочкой на башке
залепит он хату по замашке…
Лампада горит в глухой тиши…
На пол спрыгнув со крыши,
с махорочкой в устах
тайком он скрылся в кустах…

Град сей тихим сном кимарит,
что стоит под лунным светом;
в гимели ворон чёрный парит,
смотрит он за моим силуэтом…

Чапаю один по улице ночной,
от долгих путей усталый весь;
тайком вышел с хаты дачной,
с уловом ухожу обратно в лес…

Человеком я родился,
но человеком не стал:
на донце не скатился,
на тропу волка встал.

Сице живу особняком,
раз далеко не лохмен:
слыву диким босяком,
и зовут меня Wolfmаn.

Выбрал я же волчью страду
и похлыл в одиночку в леса:
не живу по людскому стаду;
держат меня за лихого беса.

В нагаре я начинаю наскоки,
когда царит там глухая ночь;
без гамов я совершаю скоки,
таче шометом двигаю прочь.

После кражи я ланцы мотаю,
за собою не оставляя метки;
от ментов подальше я катаю,
и петлю не кидают на ветки.

Но нелегко грести без краха,
можно да за решку влипнуть,
раз иду на скачки без страха,
не меняя терновый мой путь…

Человеком я родился,
но человеком не стал:
на донце не скатился,
на тропу волка встал.

Сице живу особняком,
раз далеко не лохмен:
слыву диким босяком,
и зовут меня Wolfmаn.

Витаю в лесах свене народа
и хлыву по жизни одиноким:
иной сице стала моя порода,
давно слыву я зверем диким.

Без корней да семьи шастаю
и сплю под небом открытым;
нужды немень во мне в стаю:
для всех остался я закрытым.

Не знаю законов да властей,
качу только по своему креду;
волей дышу до мозга костей
и ваном считаю дикую среду.

Тропу мою николи не покину,
да морте таким меня примет;
может в неволе коней откину,
но во мне свобода не сгинет!

Человеком я родился,
но человеком не стал:
на донце не скатился,
на тропу волка встал.

Сице живу особняком,
раз далеко не лохмен:
слыву диким босяком,
и зовут меня Wolfmаn.

Град сей тихим сном кимарит,
что стоит под лунным светом;
в гимели ворон чёрный парит,
смотрит он за моим силуэтом…

Чапаю один по улице ночной,
от долгих путей усталый весь;
тайком вышел с хаты дачной,
с уловом ухожу обратно в лес…

Порхают враны с порывом ветра,
осе над рощей кружат в темнице;
снегом замело и мазарные петра,
где два гопника лежат в земнице…

Были уголовною парой громилы,
оба известны в разбоях славных:
банки кагалой отважно грабили;
их отмечали в новостях главных.