Юнна Мориц - По закону – привет почтальону

Тогда поэзия гудела,
Как в галактический мороз
Гудит расплавленное тело
Светила с пламенем вразброс.

Так не гудят теперь, как предки
Гудели, встретив саранчу…
Мороз и солнце – день Поэтки,
Зрачком сдвигающей… Молчу!

НАЧАТЬ С НУЛЯ

Расчислив даль, сравните результат
С тем, что давало исчисленье близи,
И выйдет, что не звёздны топи блат
И нет всемирной славы в этой слизи.

Начать с нуля – неточный перевод
Того, что означают вереницы
Событий, где работает завод
Нулей, чьё место – после единицы,

Не до, а после!.. Ясного ясней —
Готова единица их повесить,
Когда нули толпятся перед ней
И делит всякий нуль её на десять!

Начать с нуля!.. Вдали – нули крупней
И всякий нуль тебя на десять множит,
Сопровождая… Но всего трудней
Остаться единицею, быть может.

История лжива, кровава, бесстыжа,
Её персонажи – убийцы и воры,
Но здесь продаётся наркотик престижа,
Легенды и мифа растут помидоры
И сладости славы – те финики, фиги
Страстей героических, подвигов жутких,
На этом наркотике пишутся книги
И лживопись правды, где зверские шутки,
Портреты баталий, посуды и пищи,
Руна золотого и голого тела —
Добычи, которая воет, и свищет,
И мстит, потому что она не хотела,
Но кто её спрашивал?!. Этот экзамен
Сдаётся задолго до главных событий,
Которых никто не увидит глазами,
Никто из носящих одежду из нитей…
Историк шпаклюет, и красит, и белит,
И шьёт репутации, авторитеты,
А правда – без глупостей – макиавеллит,
Жестокая, голая правда планеты,
Добычи, которая стадна и стайна
И мстит, потому что она не хотела,
Но кто её спрашивал?!. Лживопись тайны,
Руна золотого и голого тела.

Какая-то во всём ожесточённость.
Да не какая-то, а именно такая,
Когда мозгов сплочённая учёность
Плодит кошмары, глобус развлекая

Самоубийством совести, разбоем,
Враньём, чреватым прибылью кровавой.
И мы – не шваль, и способ свой откроем —
Смакиавеллить и увиться славой.

Ожесточась учёностью сплочённой, —
И только так! – останемся в природе,
Где лирика есть корень, извлечённый
Из ужасом очищенных мелодий.

ТУЧА

Приковали медведя к столбу,
Чтоб натаскивать сучек и псов.
Удавился он цепью,
Обманул он судьбу,
Обмочил он траву —
И усоп.

В академии этих наук
Полагают, что был недогляд:
Цепь случайно запутал,
Свихнувшись от мук,
Зверь-наживка, учебный снаряд.

А над той академией
Туча висит,
Всех наук поточней, поумней.
Дождь из тучи
На сучек и псов моросит,
И медвежья улыбка у ней.

Человеки не знают, цена какова
За отмазку от пыточной тьмы.
Туча знает,
Медвежья её голова, —
Знает всё, чем прославились мы…

РУКОПИСЬ

Это вам не галерея,
Это вам не вернисаж,
Это рукопись такая,
Окна плавают по ней.

Окна плавают в дожде,
Ночью плавают везде,
Это рукопись такая,
А не выставка стихов.

Это перьями и кистью,
Всем, что было под рукою,
(Книги пишут по-другому!),
Это рукопись такая.

Это – рукопись поэтства,
Рукопись меня в природе,
Рукопись по ходу тела
И по множеству причин…

Что вытворяли греческие боги
И как потворствовали жуткому разврату,
Известно всем, кто вовремя прочёл.
Поэтому избыточные вздроги
Античникам не свойственны… Зарплату
Им выдают натурой, в виде пчёл,

Творящих мёд из древнегречки мифа,
Где остаётся в силе всё, что гибнет,
И целому равна любая часть
Коня, Геракла, камня и Сизифа,
К которому тот самый камень липнет,
Что нам так чудно не даёт пропасть.

И тащит нас, всё время тащит в гору
Тот камень, чертыхая труд напрасный,
Когда мы падаем, а он наоборот —
Готов лететь, подобно метеору,
Но друг Сизифа, преданный и страстный,
Он, улетая, всех с собой берёт.

Бедная семья, каменоломня,
Мимо проезжающие франты,
Девочка поёт, себя не помня,
В кабаке… Возможны варианты.

Мрачный городок, шахтёры, прачки,
Поезд, господин, сосущий граппу,
Девочка и две её собачки
Пляшут, мелочь собирая в шляпу.