Виктор Топоров - Да здравствует мир без меня! Стихи и переводы

И шёл солдат глухонемой.

Чехословакии каюк! —

Кричал, – каюк, как таковой!

Я друг и брат, кричал, а ну

Я шею вам сверну!

«Опять в плену», – сказал министр,

И германист: в плену.

…Восточный ветер дул на юг,

И шёл советский рядовой,

Он объяснял, что брат и друг,

Но был глухонемой.

Он объяснял, что он опять

Пришёл страну спасать.

Кричал: держись, такая мать!

Но был глухонемой.

…Но как учитель был неплох,

Недаром ел свой хлеб:

Кто не заткнул ушей – оглох,

Кто не закрыл глаза – ослеп.

Он выпил водки, кашу съел,

Примкнул навек свой штык.

И всем, кто рот раскрыть посмел,

Он прострелил язык.

Ширали поймал в жару

Молодое кенгуру,

Отпустил на холодюгу

Постаревшую б…гу.

Сексуальные игрища

Затевает Беляк.

У него, как у тигрища,

Полосатый елдак.

Делия! мужа сего принимай по ночам осторожно,

А лишь начнет говорить – на… зануду гони.

Когда Охапкин Алигьери

Увидел кровь и гной на хере,

Подумал он: теперь талантом

Едва ли я сравняюсь с Дантом.

Не Брюсова, не Белого

Тебе я пожелаю —

А члена, одубелого,

Как Партия родная!

Все расскажет на допросе

Левинтон о Леви-Строссе.

Хо-ре-я от а-на-пе-ста

Не от-ли-чит о-на, —

Если выйдешь ты на Невский,

Ошалеют бугаи!

Лучше Софьи Ковалевской

Числа знаешь ты свои!

Очень известный поэт остается, увы, неизвестным.

Людям известно: поэт, но не известны стихи.

Вроде бы их издают и, наверное, даже читают,

Но никому не дано вспомнить хотя бы строку.

Вот бежит куйбышевец,

А навстречу – …Бышовец.

Строка бежит по-прежнему легко,

И вроде стать отцом опять готовится,

И дует контрабандное «Клико»,

И вот с пера срывается пословица:

Поэт в России – маятник Фуко,

Не остановят, сам не остановится.

Плевелы провеяв,

Мы впадаем в сплин:

Всё же Ерофеев

Был и есть один.

Кто же сей, однако,

Шмыг из кадиллака,

С грудою трофеев,

Весь адреналин,

Знатный сукин сын?

Жаль, не из евреев.

Литинститут – кошмарная напасть,

И нечего зазря иронизировать, —

Нельзя ни воцариться, ни украсть.

Что ж остается? Лишь приватизировать.

Это кто же плясал нон-стопом

По Америкам, Европам,

То с притопом, то с прихлопом,

То с беззвучным шептуном?

Кто, бессмертием обутый,

Возвратился к нам, – а тут и

Знать не знают о таком?

Гамзатов никакой не мусульманин —

Уж больно православно остаканен,

Переведен уж больно талмудически,

А в делом воплощает тип нордический,

Хотя сейчас, должно быть, дружит с Буддою,

В согласье с современною причудою,

И уповает на реинкарнацию,

А не на – блин, Лужков – репатриацию.

Одно прозренье было – с Карнаваловым,

И ожидалось встречных кар навалом им,

Но беспощадный прототип чудовища

Презрением окоротил Войновича,

И вот в Москве, постпутчево немирной,

Чертоги поднялись нобелиата,

И пасквилянт решил вопрос квартирный —

На Круг Второй пошла Иванькиада.

Воспевший пятый пункт и простатит,

Растрогав необрезанные души,

Пером феноменально плодовит.

Но чем он околачивает груши?

Валера был когда-то – ого-го,

Услышал я в беседе с нежной дамою,

Но десять лет не может ничего…

О прозе я сказал ей то же самое.

Заступником солдатских матерей

В их противостоянии с Генштабом

Стал незамужний питерский еврей.

В каком-то смысле он пошел по бабам.

Встречали на ура его,

Потом сообразили:

Кураев? На хера его!

Вот всё о Михаиле.

Стихи! Поэмы! Наконец, изопы,

Но однородно качество, увы.

Такое не растет из головы,

Такое высирается из жопы.

Донатыч не умел писать?

Ну, не умел… Да ведь не Марье