Виктор Топоров - Да здравствует мир без меня! Стихи и переводы

Ко мне пришел он вовсе не за этим,

Но как поэт, художник и гурман

Ее в углу немедленно отметил —

И моментально налил мне в стакан.

…

Я продал печь поэту из армян.

Он вдохновенно говорил про Джотто,

Про Поля Валери, про Ереван,

Про Букстехуде и еще про что-то.

Я продал печь поэту из армян.

…

Я продал печь поэту из армян.

Когда о ней зашла у нас беседа,

Он распалился (я был слишком пьян),

Он походил, и вправду, на поэта,

Хоть был, по прочим меркам, графоман.

…

Я продал печь поэту из армян.

Она была голландская блондинка,

И в ход пошли коньяк и чистоган

И травка нераспроданная с рынка.

Я продал печь поэту из армян.

…

Я продал печь поэту из армян,

Надеясь облапошить армянина:

Мы по рукам, и денежки в карман,

А в двери не пролезет все едино

Ее дородный и добротный стан.

…

Я продал печь поэту из армян —

И тут же в двери хлынули армяне:

Репатрианты из заморских стран,

Художники, сапожники, дворяне, —

Я продал печь поэту из армян.

…

Я продал печь поэту из армян —

И тут же, кто с киркой, кто на осляти,

Ввалилась к нам толпа односельчан,

По дружбе, по соседству, бога ради,

И печь – по изразцу – в Нахичевань.

…

Я продал печь поэту из армян —

И тут же переправили всем миром

На Арарат (а я был в стельку пьян)

И увенчали торг армянским пиром.

Я продал печь поэту из армян.

…

Я продал печь поэту из армян,

Но, вроде бы, ни нашим и ни вашим:

Она чадит среди иноплемян

И кормит-поит их прогорклым хашем —

И одичало зыркает в туман.

Да здравствует мир без меня!

Редчайшая, впрочем, х…!

16 августа 2013

…Я живу на улице Достоевского

В старом, ещё не переименованном городе.

Рядом Кузнечный, Разъезжая, недалеко Пять Углов

И всякие разные богоугодные заведения.

Впрочем, раньше она называлась Ямской,

Но и тогда на ней жили не одни только писатели.

Часто вспоминаю с неподдельной тоской

Вас,

бывшие, настоящие и будущие жители-обитатели.

…Это были сущие, настоящие вандалы,

Неосознанно фрейдили, сознательно ницшевали

И ошивались в кабаках, откуда их отшивали

Толстые симпатичные вышибалы.

Это были чиновники, существа весьма заурядные,

Бумагомаратели, канцелярская конница.

Но ходили они через вполне приличные парадные,

А не с чёрного хода, по-дворницки.

Но ходили они степенно и беспричинно,

Перед обедом пропускали разгоночную

И были представительные мужчины,

А женщин не было – только дамы и горничные.

Ну, были конечно гордячки и недотроги,

Часто мылись, не говорили пакостей

И избегали показывать ноги,

Кроме крайней необходимости и надобности.

Мужчины же до невозможности стремились к наживе,

Читать не умели, разбирали только каракули

Расписок. А ещё на этой улице жили

Дети ну, и конечно плакали.

А ещё на этой улице жил Ленин

(Не помню-когда и под какой партийной кличкой),

Об этом свидетельствует дом с табличкой,

Но он сейчас, к сожалению, на капитальном ремонте.

…Это были сущие, настоящие безумцы,

Шпагоглотатели, укротители львов.

Вилки в их руках превращались в трезубцы

И в отмычки для разбивания оков.

Это были гордячки, душевные силачки,

Переводили с французского трактат об изготовлении бомб.

Проповедовали любовь, равенство и всякое такое

И говорили о государе-императоре, что он тиран и дурак.

Это были забияки, болтуны, бунтари,

Заговорщики против самой природы,

Офицеры, но изменники; писатели, но подстрекатели;

Чиновники, но растлители юных душ.

…У государства были, как водится, свои способы и методы,

Для удержания и поддержания применялись сдержание и задержание.

В каждой форме таилось убийственное содержание,

И многие ходили в штатском.

Наушники подуськивали, подусники наушничали,

И была такая тарабарщина и катавасия,

Что убивали свои – своих, а чужие – чужих,

И чужие – своих, а иногда и свои чужих всё-таки убивали.

Становилось неспокойно в царстве-государстве,

Славном своею хитростью и глупостью,

Построенном на обмане, замешанном на коварстве,

На косности, и не пустовали крепости.

Крутили, закручивали, перекручивали,

Учили, отучали, заучивали, переучивали,