Борис Херсонский - Кабы не радуга

У Ли Харви Освальда – хорошая винтовка.
Зря Джон едет в лимузине открытом.

Это слава, почившая в Бозе.
Это смех на железном морозе.
Это ладаном дышит цигарка,
меж кривыми зубами припарка.

Это помесь железа с бетоном,
где фантом проживает с фантомом.
Это секс на матрасе убитом,
это помесь общаг с общепитом.

Это память в прорехах и латках.
Это старость на скрюченных лапках.
Это мрачная жизнь-клоунада
на кругах деградантова ада.

И не то чтобы я не любил этот сад,
льва и львицу из бронзы зеленой.
И не то чтоб томил меня стрекот цикад
среди летней листвы опаленной.

И не до чтобы я позабыл навсегда,
где родился, где жил, и о том, где
из фонтана узорного брызжет вода
и оркестрик играет в ротонде.

И не то чтобы лица толпы горожан
изменились, черты, выраженья, —
хоть они изменились, и старый платан
потерпел, как корабль, крушенье.

И не то чтоб не видел я снов наяву —
хоть и вижу все чаще все те же.
И не то что я здесь не живу – хоть живу,
но бываю все реже и реже.

Рабы восстают и падают – на то и рабы,
чтобы раз в два столетия встать на дыбы,
а после кланяться в ноги, ползать у ног,
вгрызаясь в землю или целуя сапог.

И земля искусана в кровь, и сапог измазан слюной,
и властитель лежит на диване, мечтая, что правит страной.
И страна раскинулась навзничь от моря до гор,
и по стране скачет дьявол на лошадке во весь опор.

Вот вам и вся история, а вот и учебник ея,
вот ее территория, пора подравнять края,
засыпать овраги, с землею сравнять холмы,
в каждую мелкую сошку тыкать мычащим "мы".

Море будет круг, и река потечет по прямой,
и тогда мы поймем, что навеки вернулись домой,
и вода – молоко, и берега – кисель,
и никуда никогда не уйти отсель.

Ну и сказки у вас, доложу я вам, господа,
то идешь, не зная зачем, не зная куда,
то наймешься к Кощею сундук стеречь,
то сидишь на лопате у входа в печь.

А в печи жара – помирать пора, не шуми, не плачь,
испекут тебя – будешь хлеб Господень, кулич-калач,
под поджаристой корочкой – ноздреватый мякиш сырой:
какая сказка, такой у нее и герой.

И не то чтобы глуп, хоть все и зовут дураком,
и не то чтоб силен, хоть задавит слона каблуком,
потому что где сила есть – не надо ума,
куда ни пойдешь, все равно пропадешь задарма.

Надпись на камне всегда надгробная, глубже копни —
и наткнешься на кости, а глубже копать – ни-ни,
ибо там – подземное царство, нашему не чета:
увидишь трон золотой, а на троне – слепого крота.

Один ирландец к нам летел, бороздил небеса,
наши сказки читал, проплакал четыре часа.
Вышел к нам с чемоданом, а слезы – градом из глаз:
ну и сказки у вас, говорит, ну и сказки у вас!

читаю о нищенстве вот пятачок тряпица
узелок хлебные корки в котомке
тут никто не торопится да и куда торопиться
в душу никто не лезет чужая душа потемки

а в потемках кикиморы лешие просто черти
пока не помолишься не дадут ни минуты покоя
душе моя душе неужто не чуешь смерти
как ты такою стала а я родилась такою

что птичка небесная клюю хлебную крошку
скитаюсь смиряюсь ни с кем ни о чем не спорю
к прохожему люду лодочкой протягиваю ладошку
плыви моя лодочка вдоль по житейскому морю

в пространстве где человек имеет только армейский чин
и массу тела которое потеряло вес
куда до поры возносят только мужчин
откуда ни три сосны не видны ни тем более лес
корабль восток делает первый виток
глава государства кричит пилоту дурак завяжи шнурок

еще измеряли грудь достаточно ли широка
чтобы на ней поместились все ордена земли
еще проверяли чтобы до подневольного мужика
не до князя гагарина родословные корни вели

еще вызывали гадалку чтобы сказала останется жив
или останется мертв голову в шлеме сложив
за родину за хрущева за крейсер аврору за
широкие скулы улыбку за голубые глаза