Юнна Мориц - Стихотворения

И зеркало, мерцающее в доме, —
Судьбы моей и дней моих тайник.
И что еще в моем жилище, кроме
Моих печалей, радостей и книг?

Но иногда, пока иные дети
В блаженстве машут крыльями во сне,
Меня пытает голос на рассвете,
Себя скрывая, может быть, в стене…

И под его диктовку удается
Признанье в том, чего не знала я.
И никаких следов не остается.
Строка в тетради, да и та — моя.

Этот пруд за оградой,
Деревья ничьи
Были чудной наградой
В бессонной ночи.

Это небо с прохладой,
Где звезды — мячи,
Были чудной наградой
В бессонной ночи.

Эти заросли сада,
Где струйка журчит,
Были чудной наградой
В бессонной ночи.

И тетрадка с балладой,
Где сердце стучит,
Были чудной наградой
В бессонной ночи.

Сердце, духом не падай,
Душа, не ропщи —
Вы же были наградой
В бессонной ночи.

И звезда моя
В небе меня волокла
Досветла и, наверное,
Дольше могла.

Когда четыре ветра в пустоте
Летят, фонарные раскачивая пятна,
И улица предзимняя опрятна,
И небеса, и почва — в чистоте,
Холодной, гордой, замкнутой… Когда
Редеет лес, и запах шубы сладок,
И мира чудотворный распорядок
Влечет щегла в иные города,
Чтоб нежных птиц не повредил упадок
Осенний, не пронзили холода…
Я думаю о том, что нужен дом,
Где хорошо к зиме окно оклеить,
И насладиться ленью и трудом,
И долго жить. И умереть потом.
Но сто детей иметь и всех лелеять.

Тряхани мне, мальчик, сливу
Над разостланным рядном!
Я сварю повидло к чаю,
К зимней стуже за окном.

Я сварю повидло к хлебу
С теплой коркой золотой,
К снеговеющему небу
С черносливою-звездой.

Это дивное повидло
Мне приснилось в сладком сне,
В раннем детстве, в годы бедствий,
В голодающей стране,

Где из кубиков повидла
На квадратиках ржаных
Получался рай небесный
Для оставшихся в живых!

Я магическим дыханьем
Окна в детство отворю
И сварю тебе повидло,
Сладкий сон тебе сварю.

Мы на кубики разделим
Эту божью благодать —
Чтобы ангелы голодных
К нам повадились летать,

В сладком сне, в глубокой тайне,
Сквозь завесы облаков
С хлеба слизывать повидло —
Пищу дивную богов.

Над нами, я чувствую, есть небеса,
Которые скрыты от взора.
И этих незримых небес бирюза
Незримые полнит озера.

И крылья незримые тайно парят
В незримых воздушных высотах.
И звезды незримые тайно горят
В незримых, немеркнущих сотах.

Бывает, закрою глаза на заре —
И вдруг ослепительно близки
Незримый огонь проплывет в пузыре,
В бутылке незримой записка.

Схватить и прочесть! Но с незримых небес
Незримый туман опускает
Сто тысяч — и больше! — незримых завес
И знает, куда не пускает!

А мне ведь оттуда поют голоса,
Из гущи незримого хора, —
Что есть они, есть они, есть небеса,
Которые скрыты от взора!

Поэтому дико мне слышать порой
Хвалу моим образам зримым.
Вся сила — что рядом с незримой горой
Везувии мне кажется мнимым!

Пылает роза над кустом
И пахнет веселящим газом.
Теряя под наркозом разум,
На ней пчела лежит пластом.

В пчелином брюхе золотом
Жужжит струна о жизни сладкой,
Где водонос грохочет кадкой
И Дафнис нежен со скотом, —

Там голубь свеж, как вербный прут,
Там правда прет из каждой почки,
С кинжалом бродит мальчик Врут
И на богине нет сорочки.

Пчела в беспамятстве своем
Стремится в жуткое изгнанье —
С невинной вечностью вдвоем
Она сосет из розы знанье.

Вздыхает сытая душа,
И, хоботок из бездны вынув,
Она, по воздуху шурша,
Идет, как сфинкс, на лапах львиных.
Потом, выплевывая мед,
Во мраке сладком, в круговерти,
Она, как сфинкс, подруге врет:
— Как мало знаем мы о смерти!