Юнна Мориц - Стихотворения

Я не владею испанским, немецким, французским.
Мой кругозор остается достаточно узким —
Только любовь, только воздух и суша, и море,
Только цветы и деревья в моем кругозоре.

Я не владею английским, турецким и шведским.
Мой кругозор остается достаточно детским —
Только летучие радости, жгучее горе,
Только надежды и страхи в моем кругозоре.

Греческим я не владею, латынью, санскритом.
Мой кругозор допотопен, как прялка с корытом —
Только рожденье и смерть, только звезды и зерна
В мой кругозор проникают и дышат просторно.

Я не владею морским, деревенским, спортивным.
Мой кругозор остается почти примитивным —
Только мое и твое сокровенное дело,
Чтобы земля с человечеством вечно летела.

Только любовь, только воздух, и суша, и море,
Только надежда и страхи в моем кругозоре.
В мой кругозор проникают и дышат просторно
Только рожденье и смерть, только звезды и зерна.

Огромный Сережа в панаме
Идет сквозь тропический зной.
Панама сверкает над нами
И манит своей белизной.

Он жаждет холодного пива,
Коньяк тошнотворен в жару.
Он праздника хочет, прорыва
Сквозь пьяных кошмаров муру.

Долги ему жизнь омрачают
И нету поместья в заклад.
И плохо себе представляют
Друзья его внутренний ад.

Качаются в ритме баллады
Улыбка его и судьба.
Панамкою цвета прохлады
Он пот вытирает со лба.

И всяк его шутке смеётся.
И женщины млеют при нём,
И сердце его разорветс
Лишь в пятницу, в августе, днём.

А нынче суббота июля,
Он молод, красив, знаменит.
Нью-Йорк, как большая кастрюля,
Под крышкой панамы звенит.

Грудью всей ладья плыла
По своей морской отчизне,
Гибкость жизни в ней была,
Молодая гибкость жизни.

Распростерла два весла
Над стихией беспредельной —
И сма себя несла
Плотью вольною, ладейной!

Высоко вздыхала грудь
И не мялась, не ломалась.
Всем ветрам забава — дуть,
Чтобы эта грудь вздымалась!

Всем волнам забава — петь,
Чтобы эта грудь томилась
И, обузданная впредь,
Никуда бы не стремилась.

А её забава — путь,
Ведь ладья она морская!
Для того такая грудь
Да и вся она такая!

Не бывает напрасным прекрасное,
Не растут даже в черном году
Клен напрасный и верба напрасная,
И напрасный цветок на пруду.

Невзирая на нечто ужасное
Не текут даже в черной тени
Волны, пенье, сиянье напрасное
И напрасные слезы и дни.

Дело ясное, ясное, ясное,
Здесь и больше нигде, никогда
Не бывает напрасным прекрасное —
Ни с того ли нас тянет сюда?

Сила тайная, магия властная,
Звездный зов с берегов облаков
Не бывает напрасным прекрасное
Ныне пристно во веки веков.

— Я с тобой!
— Нельзя, любимый!
Не надейся — не возьму!
В те края дорогой мнимой
Едут все по одному.

Едут все поодиночке,
Не обидишь — не убьют,
Поделили речь на строчки,
Странным голосом поют.

На кобыле, на верблюде,
На козуле, на осле
Едут, едут эти люди,
Кто в карете, кто в седле.

Кто в мундире, кто во фраке,
Камер-юнкер, лейб-гусар,
Едут рядышком во мраке
И торговец, и корсар.

Кто в халате, кто в кирасе,
Кто при пуле, кто в петле.
Я не езжу на Пегасе,
Я летаю на метле!

Одна старушка молодая
На голове вошла в метро,
Одна нога ее седая
Держала с яйцами ведро,
А на другой ноге висела
Коза от пятки до плеча,
И вся старушка в поезд села,
Ногами кверху хохоча.
Увидев это, пассажиры
К ней проявили интерес,
И ей холодный положили
Они на голову компресс,
Поставить на ноги чудачку
Они хотели сообща,
Но вся старушка впала в спячку,
Ногами кверху хохоча.
Потом коза ее будила,
Бодая с яйцами ведро,
И со старушкой выходила
Ногами кверху из метро.
А я стояла, их встречая,
В обнимку с дверью от ключа,
А также с пирогом от чая,
Ногами кверху хохоча!