Юнна Мориц - Стихотворения

Если остался здесь
Кто-нибудь жив, —
Бабочкой стал он весь,
Чист и нелжив.

Крылья в златой пыльце,
Лета слюда,
Зверской мечты в лице
Нету следа.

Кто-то завел часы,
По которым цветет лимон.
Все времена чисты —
После времен.

Мою судьбу примерил кто-то,
Она понравилась кому-то,
Как шляпка или пиджачок, —
И в ней снимаются на фото,
Моей суровой нитью круто
Сюжеты шьют. Но я — молчок!..

Бывало, в гибельные годы
Весьма стучали эти гады
На мой соленый язычок,
Моей судьбой, моим уделом
Страшили, занимаясь делом
Пользительным. Но я — молчок…

И мыслимо ли в светском лоске
Таскать судьбы такой обноски,
Когда ты весь — в лучах броня
И свой же в доску меж певцами
Побед, известных мертвецами
Великими?… Но — чур меня!

Но — чур меня, скажу я смело,
Мне жить еще не надоело…
Да пусть их вертится волчок
По нити, по моей суровой,
Пусть этой хвастают обновой, —
Старья не жаль мне!.. Я — молчок!

За эту мудрость золотую
Судьба мне розу золотую
Немедля дарит — дивный знак
Взаимности!.. Судьба-то в силе
И любит, чтоб ее хвалили,
Но я — молчок, я знаю — как!..

А в десять лет была я старше — и намного.
Мне открывали страшные секреты,
И я жила без матери в лесу,
Была там пуща и была водица,
Водица-пуща, гуща и берлога,
И в той водице лунным пламенем согреты
Русалки к мельничному плыли колесу,
За ними пылью водяной вилась дорога,
Дощатый мост скрипел и гнулся от кареты,
А в той карете — черти ели колбасу.
И клала голову ко мне на подоконник
Траву жующая бессонная корова
С рогами и со взором василиска,
Хвостом обмахивая звезды за окном,
Где было кладбище, и в нем — дитя-покойник,
Поскольку наше поколенье нездорово
И с детства к смерти подходило слишком близко,
И даже в детстве — много ближе, чем потом.
А я была намного старше в десять лет,
Чем в шестьдесят, в сто шестьдесят, в шестьсот и дале,
Уже тогда я знала все, что здесь случится,
И весь клубок преображений, превращений
Развернут был, мой предваряя след,
Росла там пуща и плыла водица,
Водица-пуща, рыба, зверь и птица,
На тридцать коек — шестьдесят сандалий,
И в дни довольно редких посещений
Ко мне из деревянного трамвая,
С платочком яблок, с легкостью от бога,
Выпрыгивала мать, совсем малютка,
Ее была я старше — и намного.

Вчера я пела в переходе
И там картину продала
Из песни, что поют в народе,
Когда закусят удила.

Ее купил моряк со шхуны,
Приплывшей из далеких стран
По воздуху, где множит луны
В дрожащем зеркале туман.

С картиной, купленной у песни,
Он растворился, заплатив
Улыбкой, что была — хоть тресни —
Такой же вечной, как мотив.

И окончательная тайна
С грехом, расплывчатым как тушь,
Была всемирна и китайна
В том переходе душ и стуж,

Где остается плавать выдох —
Мотив воздушного следа,
И подменяют вход и выход
Друг друга в ритме нет и да.

Развязывал ленточки, бантики,
Шелковые шнурки,
Веяли пылью антики
Сандальи ее, чулки.

Она трудилась на улице,
Где ноги растут из глаз,
Где нагло и сладко щурятся,
Торгуя цветами ласк.

Она торговала мелкими
Цветами лугов, лесов,
Но ласки не грезят мерками,
Пригодными для весов.

Букетики на завязке,
Пьяные словно речь,
Ландышевые ласки,
Ласточки тайных встреч…

Вся она легче пуха
В памяти проплыла,
Стекляшку вдевая в ухо,
Кусочек цветной стекла,

Цветочек стекла простого,
Близкие лепестки,
Близость того простора,
Где звезды слезам близки.

Ты — девочка Господа Бога,
Ты — Господа Бога дитя,
Ты — песня, дорога и ветер,
И счастлива, только летя —
Как ветер, дорога и песня,
Как песня и ветер дорог,
Как песня дороги и ветра,
Который в дорогах продрог.