Юнна Мориц - Стихотворения

Минутное дело — солгать.
Возвышенно, низменно — всяко.
для этого надо, однако,
Родиться людьми.

Ни рыба, ни птица, ни зверь
Не могут солгать ни по-детски,
Ни с фокусом, ни по-простецки —
Никак, черт возьми!

Их ловят, стреляют, едят…
Чутье у них в полном порядке,
Но все они — без рукоятки,
Врачующей ложь,

Которая точит как червь,
Как биоголодная лопасть,
Сверлящая выходы в пропасть,
В предсмертную дрожь.

Так мучиться этим, как мы,
Возвышенно, низменно, всяко —
Для этого надо, однако,
Родиться людьми!

Положи этот камень на место,
В золотистую воду,
В ил, дремучий и вязкий, как тесто —
Отпусти на свободу!

Отпусти этот камень на волю,
Пусть живет как захочет,
Пусть плывет он по синему морю,
Ночью в бурю грохочет.

Если выбросит вал шестикратный
Этот камень на сушу, —
Положи этот камень обратно
И спаси его душу,

Положи за волнистым порогом
Среди рыб с плавниками.
Будешь богом, светящимся богом,
Хоть для этого камня.

Не лей мне своего вина —
Оно меня трезвит!
Ты недостаточно хмельна,
Хотя пьяна на вид.

А в звонком черепе моем
Такой гуляет хмель,
Что с ним вдвоем
Свое споем —
И даже сев на мель!

Не потому я не напьюсь,
Что стыд — лежать в пыли,
А потому, что не боюсь
Остаться на мели.

А потому, что мой бокал
Ни разу не пустел,
И не хрусталь, а хмель сверкал,
Как бог того хотел.

Кто влил, тот знает для кого
И сколько — чтоб до дна!
Я пить не стану твоего
Трезвящего вина, —

А потому что не указ
Мне планка суеты
И брать не стану напоказ
Столь низкой высоты,

А потому что не вкусна
Мне банка пустоты, —
Я пить, любить и петь сильна,
Ведь я же умереть должна!
Не я бессмертна — ты!

Меняй как хочешь имена,
Ты — Суета Сует,
Ты недостаточно хмельна,
Хотя пьяна на вид!

Ты недостаточно хмельна,
Хотя на вид пьяна.
Я пить не стану твоего
Трезвящего вина.

В развалинах мерцает огонек,
Там кто-то жив, зажав огонь зубами.
И нет войны, и мы идем из бани,
И мир пригож, и путь мой так далек!..
И пахнет от меня за три версты
Живым куском хозяйственного мыла,
И чистая над нами реет сила —
Фланель чиста и волосы чисты!
И я одета в чистый балахон,
И рядом с чистой матерью ступаю,
И на ходу почти что засыпаю,
И звон трамвая серебрит мой сон.
И серебрится банный узелок
С тряпьем. И серебрится мирозданье.
И нет войны, и мы идем из бани,
Мне восемь лет, и путь мой так далек!..
И мы в трамвай не сядем ни за что —
Ведь после бани мы опять не вшивы!
И мир пригож, и все на свете живы,
И проживут теперь уж лет по сто!
И мир пригож, и путь мой так далек,
И бедным быть для жизни не опасно,
И, господи, как страшно и прекрасно
В развалинах мерцает огонек.

Ему было семь лет.
И мне — семь лет.
У меня был туберкулез,
А у бедняги нет.

В столовой для истощенных детей
Мне давали обед.
У меня был туберкулез,
А у бедняги нет.

Я выносила в платке носовом
Одну из двух котлет.
У меня был туберкулез,
А у бедняги нет.

Он брал мою жертву в рот,
И делал один глоток
И отмывал в церковном ручье
Мой носовой платок.

Однажды я спросила его,
Когда мы были вдвоем:
— Не лучше ли съесть котлету в шесть,
А не в один прием?

И он ответил: — Конечно, нет!
Если в пять или в шесть,
Во рту остается говяжий дух —
Сильнее хочется есть.

Гвоздями прибила война к моему
Его здоровый скелет.
У меня был туберкулез,
А у бедняги нет.

Мы выжили оба, вгрызаясь в один
Талон на один обед.
И два скелетика втерлись в рай,
Имея один билет!

Зимой сорок третьего года
Видала своими глазами,
Как вор воровал на базаре
Говяжьего мяса кусок —
Граммов семьсот
С костью.
Он сделал один бросок
И, щелкнув голодной пастью,
Вцепился зубами в мякоть
И стал удирать и плакать.