Ты ела изюм, золотистый, словно янтарь.
Твои зрачки были мелкие черные жемчужинки.
Завитки, как черный гиацинт, чернели над шеей.
Память! Навеки, точно голубенькая татуировка,
Знак на душе.
* * *
Нежный неясный дождь, как легкое забытье. Но уже
Полупрозрачные крылья дождя почти отшумели.
Сильный запах цветов, точно смутный настойчивый
шепот.
Если бы эти таинственные тридцать минут
Остались в вечности (мелким жучком в янтаре),
Но нет, они пролетели неизвестно куда,
Эфемериды, метеориты, прощайте.
Какая она, огромная, темная фреска жизни?
Вместо нее — мелкие фрагменты орнамента,
А душа — душа уже вечереет.
Если бы знать химическую формулу души,
Может быть, можно было бы что-то исправить,
А так… Слушай, ты веришь
В темную мифологию счастья?
В общем, мы плохие алхимики. Все же, видишь,
в руке у меня
Тускловатый кусок философского камня печали.
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
Федор Тютчев
Сильнее, приятнее венузинца звоны,
Но я твоим говорю языком счастливым.
Антиох Кантемир
* * *
Говорила Муза:
Многим ты
Любовался: морем, розой, птицей.
Красота… За нежные цветы
Думаешь над бездной уцепиться?
Не спасешься. Бездна — суждена.
Но пока — из чувства и — искусства
Приготовь-ка сладкого вина,
От которого приятно-грустно.
Ты узнал «на жизненном пути»,
Что бывают в мире диссонансы.
Что ж? и диссонансы преврати
В нежно-элегические стансы.
Да, не без иронии порой,
Звуками и красками играя,
Утешай поэзией-игрой,
Радужной сонатой полурая.
О прекрасном, нежном — о любви,
О весне — ведь не одни печали —
Напиши нежнее, назови
Книжку сладко-сладко: «Пасторали».
* * *
Все глазами взять хочу я
Из темнеющего сада.
Иннокентий Анненский
Был южный сад. И птицы – самоцветы,
Как фейерверк, как пышные ракеты,
Почти затмив закаты и рассветы,
Сияли. Я залюбовался пиром –
Рубином, изумрудом и сапфиром,
Живым, живым, но непонятным миром.
И всё кричал пернатый царь – с восточной
Гортанностью, — стоявший одиночкой,
Лазурно-желтый, с черной оторочкой.
А птичка розовато-голубая,
Головкой утвердительно кивая,
Твердила, что она — из Уругвая.
Я отвечал: я тоже издалёка,
Из края, где береза и сорока
И снег лежит широко и глубоко;
Но в край иной придется удалиться
И надо поскорее насладиться
Игрою красок, маленькая птица.
* * *
All I have is a voice.
WynstanHugh Auden
Все, что есть у меня – это голос.
УистенХью Оден
Может быть, навек запечатлеется
Впечатление и настроение
Вечера, когда снежок белеется;
Передать бы тихое спокойствие:
Кажется, и шевельнуться лень, и я
Медленно слежу за тенью двойственной.
Тихо так, что вечер вроде вечности.
Но кусты, еще вчера осенние,
В инее до самой тонкой веточки.
Дождь прошел вчера, но эта лужица,
На которой возникаю тенью я,
Поутру обледенеет, сузится.
В этом парке тихо удивительно.
Статуя белеет привидением —
Или, может, Ангелом-Хранителем?
Сохрани меня. Далеким вечером
Кто-то будет жить моим мгновением,
В этих вот словах увековеченным.
* * *
… влечет мя на похваление
и на плетение словес
ЕпифанийПремудрый
Голубоваты, чуть сиреневаты
Большие комья царственных гортензий.
Крылатый мальчик держит пышный вензель,
И пестрый голубь – ангел Фра Беато.
Забудем в полдень, птичий и пчелиный,
О бедности, о смерти и болезнях,
Смотря на праздник солнечный глициний,
На пальцы рук богининых прелестных.
И в яркой мгле пруда пылают рыбы,
Как листья купины неопалимой.
А там, в аллеях, розовые дымы,
Как отсвет горнего Ерусалима.
Читать дальше