Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Всех, кто могли оружие носить,
Велел он беспощадно истребить.

Сказал бы ты: гроза прошла, сверкая,
Дождь огневой на землю изливая.

И сел в шатре, событья обозрев,
За чашей, средь князей, иранский лев.

И написать велел писцу посланье
Гуштаспу о великом том деянье.

Умолк Рустам. Исфандиар поднялся
И, как апрель прекрасный, рассмеялся.

От тех речей Рустамовых огнем
Он запылал. Вскипело сердце в нем.

Сказал: «О битвах и трудах Рустама
Внимал я жалобам в словах Рустама,

Теперь послушай о моих делах,
Как я надменных растоптал во прах.

Все помнят, как во имя веры правой [47] Все помнят, как во имя веры правой … — Правой верой Исфандиар называет религию Зардушта, ради утверждения которой он совершил множество великих подвигов.
Меч на Арджаспа поднял я со славой.

Я тонущего в сквернах ниспроверг,
Владычество неверных ниспроверг.

Я сын царя природного Гуштаспа,
И внук я благородного Лухраспа.

Авранди-шах — Лухраспа был отец,
Прославлен в мире был его венец.

Авранди-шах рожден был Кей-Пашином,
А Кей-Пашин был Кей-Кубада сыном,

Чей выше звезд стоял великий трон,
Кто был так щедро небом одарен.

И так до Фаридуна мы дойдем,—
Он древа Кеев древним был стволом.

Мой дед по матери, кейсар великий —
Румийских стран и западных владыка.

Тот царь кейсар от Салма род ведет,—
Могучий это, справедливый род.

А Салм был Фаридуна ветвь и плод,
А Фаридун — Ирана был оплот.

Ты у царей — отцов моих счастливых,
Вождей великих и благочестивых —

Был верным уважаемым слугой,—
Тем не хочу гордиться пред тобой!

Царями трон тебе дарован твой,
Хоть ты царям и зло творил порой.

Вниманье моему яви рассказу,
А ложь скажу — прерви рассказ мой сразу!

С тех пор как дед возвел отца на трон,
Я был бронею браней облачен:

Я воевал с врагами правой веры,
Побил неверных без числа и меры.

Когда ж меня Гуразм оклеветал [48] Когда ж меня Гуразм оклеветал . — Витязь Гуразм завидовал славе Исфандиара и оклеветал его перед шахом Гуштаспом, сказав, будто молодой царевич стремится захватить престол и свергнуть отца.
И в Гумбадане узником я стал,

Вернулись орды из туранских далей,
Несчастного Лухраспа растерзали.

Тогда Гуштасп — смятеньем обуян —
Послал Джамаспа в крепость Гумбадап.

Когда Джамасп меня в цепях увидел,
Не слезы — кровь в моих глазах увидел,—

С собой привел он в башню кузнецов,
Чтоб отпереть замки моих оков.

Страх овладел послом и кузнецами,
Когда я встал и загремел цепями.

Сломал ошейник, на глазах толпы
Порвал оковы, повалил столпы.

На скакуна вскочил я вороного
И поскакал царю на помощь снова.

И от меня бежал, покинув стан,
Арджасп, туранский лев и пахлаван.

Облекшись панцирем железнобронным,
Погнался я за тигром разъяренным.

Мир не забудет подвигов моих;
Я дивов истребил и львов степных.

Взял Руиндиж и на стенах крутых
Настиг врагов и уничтожил их.

Чьи столь великий труд свершали руки?
А что там вынес я! Такие муки

Не испытал онагр, голодным львом
В пустыне раздираемый живьем!

Акула стольких мук не выносила
В тот час, как крюк смертельный проглотила!

Был медностенный замок на скале,
Тонувший в облаках, в небесной мгле.

Шли Фаридун и Тур туда с войсками.
Но неприступен был за облаками

Оплот язычников на кручах скал.
А я пришел — их ужас обуял!

Я взял тот грозный замок на вершине,
Разбил кумиры в капище твердыни.

На жертвенниках мной огонь зажжен,
Что был Зардуштом с неба принесен.

Нигде теперь врагов Ирана нет!
Ни войск, ни шаха у Турана нет!