Расул Гамзатов - Аттестат зрелости

Поэма прервалась как раз там, где, я лихо отплясывал лезгинку. И хорошо, что прервалась, ибо отчаянным был этот танец. Ох, уж эти узкие сапоги… Порою мне кажется, мои ноги до сих пор ноют, даже от воспоминаний…

По горскому обычаю, джигит не может выйти из круга, пока девушка первой не прекратит танцевать. Вот и я из последних сил подбадривал сам себя, чтобы довести дело до славного конца. Сапоги брата и без того тесные, как колодки, стиснули мои бедные ноги. На груди моей позвякивали значки, и пот ручьями струился по дрожащему телу.

На мое счастье, зурнача разобрал смех, и он выпустил мундштук изо рта. Использовав эту заминку, я мгновенно плюхнулся на стул. Все громко расхохотались. А ехидней всех смеялся лейтенант… Даже невеста чуточку приподняла покрывало, чтобы взглянуть на такую достопримечательность.

Когда зурна заиграла вновь, и другие пустились в пляс, я незаметно выскользнул из дома, чтобы остаться наедине со своей печалью. И теперь еще сердце мое ноет от смеха ахвахцев. А тогда, подстегнутый стыдом, как скакун нагайкой, я решил немедля отправиться в Цада. Прихрамывая, я кружил по темным улочкам чужого аула, пока не понял, что бесповоротно заблудился. Отчаявшись, я почувствовал себя самым несчастным человеком в мире. И как будто в подтверждение этому, стал накрапывать противный мелкий дождик. Я огляделся вокруг, чтобы укрыться где-нибудь ненадолго. Возле неказистой сакли в двух шагах от меня лежало толстое бревно под сомнительным навесом.

— Сойдет, — подумал я, забираясь в свое убежище. Усевшись на сырое бревно, я тотчас снял свои значки и сунул их в карман пиджака. Теперь в них уже не было надобности. Пускай звенят в кармане вместе с медяками, как мои несбывшиеся надежды…

Прощай, дорогая Шахри!..

Именно в этот момент пришли ко мне первые строки будущей поэмы:

Ах, Шахри, Шахри… Когда я шептал твое имя, оно, заглушало грохот настырного свадебного барабана. Но ты, живущая в Ахвахе, как и прежде, далека от меня… Да и этот дождь также невыносим, как гримасы проклятого лейтенанта. Не знаю, то ли капли, то ли слезы катятся по моему лицу?..

Прощай, дорогая Шахри!..

Покуда я роптал на свою несчастную долю, сидя под худым навесом, свадьба пошла на убыль, аульчане стали расходиться по домам. Вдруг где-то недалеко я услышал взволнованный голос Омара, который разыскивал своего пропавшего гостя. Я не откликнулся на его окрики, потому что очень гордился своим одиночеством. Омар покричав еще немного, стал с кем-то возбужденно разговаривать:

— Нигде не могу найти своего кунака. Как сквозь землю провалился.

— Никуда не денется, бедолага, — отозвался знакомый голос, — небось, перебрал мой «зятек» ахвахской бузы.

Я вздрогнул от неожиданности, ибо голос этот принадлежал матери Шахри.

— Ну, что ты, мама, — возмутился девический голосок, — все шутишь да шутишь. А если ему плохо сейчас?..

Сердце мое забилось, как свадебный барабан; и я еще сильнее прижался к скользкой стене незнакомого дома.

Омар, распрощавшись с женщинами, пошел продолжать поиски, а Шахри с матерью стали стремительно приближаться ко мне.

— О, Аллах!.. Наверное, они живут в этой сакле, — осенило меня. Однако, спасаться бегством было уже поздно. Оставалось одно — прикинуться спящим выпивохой… Шаги приблизились, и я услышал прямо над ухом желанный голосок.

— Расул, — дернула меня за рукав Шахри.

Я молчал.

— Расул, — громко воскликнула ее мать, тормоша меня за плечи.

Я молчал.

— Расул, — закричали они хором, пытаясь поднять меня с мокрого бревна.

Сопротивляться было бесполезно. И смешно…

— Ага, — промычал я, притворившись подвыпившим. — Я Расул… А вы кто?..

— Мы, — возмутилась Шахри, — да неужели ты не узнаешь нас, несчастный?

— Нет… — затянул я нараспев, при этом зевая вполне натурально.

— Что же будем делать? — озабоченно спросила Шахри у матери. — Может, потащим его к Омару?.. Одному ему не дойти.

— Куда уж нам справиться с таким верзилой, остановила ее Кусун.