Расул Гамзатов - Аттестат зрелости

Та песня без конца и без начала
Парила легким облаком вдали.
Когда она любовь мне предсказала,
Я, не робея выкрикнул:
— Сахли!..

Стучали в такт серебряные пряжки
У пламенной певуньи на груди.
И я подбросил вверх свою фуражку,
Как голубя почтового —
Лети!

Взмыв высоко,
Сизарь мой беззаботный
На полпути не выбился из сил,
Но возвратясь из славного полета,
На голову девичью угодил.

Уж тут-то я смутился не шутку
И тихо буркнул девушке:
— Прости…
Она оторопела на минутку,
Ладонями фуражку обхватив.

Лишившись дара речи на мгновенье,
Я вновь промямлил,
Пот смахнув со лба:
— Еще раз приношу я извиненье
За то, что кепка так моя глупа.

Красавица взглянула,
Но без страха,
И засмеялась, бусами звеня:
— Не так уж и глупа твоя папаха,
Когда из многих выбрала меня.

Я стал краснее вишни переспелой…
И вдруг под улюлюканье толпы,
Фуражку нахлобучив неумело,
Стал убегать от собственной судьбы.

А сердце билось, словно птица в клетке:
— Пока еще не поздно, возвратись…
Наверно, слишком знойным было лето,
Чтоб обожгло любовью на всю жизнь.

Базар устал…
Поляна опустела.
Умолкли разом песни, шум и гам.
И горцы, завершив успешно дело,
Разъехались, ударив по рукам.

На горку бесконечной вереницей
Груженые повозки поползли.
Истошный вопль полночной дикой птицы
Раздался неожиданно вдали.

Похолодало…
Впрочем, был согрет я
Внезапной страстью, что ни говори…
И вдруг узнал два женских силуэта
На фоне отцветающей зари.

Не ведая усталости и страха,
Без тягостной поклажи,
Налегке,
Они шагали в сторону Ахваха
И пели на аварском языке.

Одна постарше
В легкой шали белой
Свой медный таз под мышкою несла.
А та, на чей платок фуражка села,
С гармошкою за ней вприпрыжку шла.

Спросил я у знакомой мастерицы
Их имена, пылая изнутри…
— Так это же ахвахские певицы.
Мать звать Кусун,
А дочь ее — Шахри.

Шахри, Шахри — таинственное имя,
Арабских сказок тонкий аромат…
На свете не найти его любимей —
Так мне казалось много лет назад,

Когда, застыв, глядел я на дорогу
С «горящим вздохом в пламенной груди»,
Когда известно было только Богу,
Что сбудется со мною впереди.

Я в сумерках нашел коня
На площади базарной.
Скакун в отличье от меня
На верность сдал экзамен.

— Прости хозяина, гнедой,
Что пропадал он долго. —
Вздохнул я, потрепав рукой
Животное за холку.

Поводья кое-как держа,
Пешком побрел в аул я,
В то время, как моя душа
К Ахваху повернула.

Поэтому мой путь впотьмах
Тянулся бесконечно…
А возле дома глянул… Вах!
В руке — одна уздечка.

Но где же конь?..
Искать его
Средь ночи мало толку,
Уж хорошо, что самого
Не растерзали волки.

Уздечку спрятав на груди,
Я рухнул, как убитый,
В постель…
Покуда бригадир
Не постучал сердито.

За то, что конь мой заплутал
В колхозных сочных травах,
Блюститель мать оштрафовал
За мелкую потраву.

Ах, мама, зря на скакуна
Тебе не надо злиться…
Не он виновен, а одна
Ахвахская певица.

Так, как хлам бесполезный сжигают,
Так спалил я свой нрав удалой.
Эх, фуражка моя городская,
Что же ты натворила со мной?..

Мне наскучило в отчем ауле,
Ведь с рассвета жужжало в ушах,
Как бесцельно летящая пуля,
Без конца —
Все Ахвах да Ахвах.

Мне найти бы какую причину,
Наговорам да сплетням назло…
Без предлога негоже мужчине
Заявляться в чужое село.

Думал день…
Думал два… И неделю.
От фантазий совсем изнемог,
Но в конце-то концов еле-еле
Отыскал подходящий предлог.

Как же я позабыл про Омара —
Однокашника и кунака.
В общежитии мы с ним на пару
Кой-кому понамяли бока…

Сколько раз я сулил на прощанье
Ненадолго прийти погостить…
Исчезали мои обещанья
На глазах,
Как песок из горсти.

Ну, теперь-то уж, сердце порукой,
Что пылает в груди у меня,
К своему закадычному другу
Я отправлюсь, не медля ни дня.