Евгения Изюмова: Аттестат зрелости

Вера Ивановна Окунь торопилась домой с дежурства. На душе было легко и спокойно оттого, что не было авральных операций. Ничего худого ни с кем из горожан не случилось, и это хорошо, потому что больше всего на свете не любила Вера Ивановна, когда вдруг к ней на операционный стол попадали искалеченные люди.

Ей было радостно, что получила зарплату, что в больничный буфет завезли свежую рыбу, и она купила пять килограммов симпатичных желтых, еще живых, карасиков. И это тоже хорошо, что желтые, серые - костлявые. А еще Вера Ивановна с удовольствием думала, что завтра свободный день, и она сходит с младшим шестилетним сыном Валериком в кино - давно уже обещала ему, но все времени не было: то в больнице дежурство, то в поликлинике прием, то на заводе, где работала на полставки... А сегодня вечером она наварит ухи, ее очень любит старший сын Василий, а младший обожает жареную рыбу, она нажарит...

Вера Ивановна улыбается своим мыслям: Валерик - ласковый мальчик, в меру капризен и балован, смышлен и сообразителен. А как она боялась, что будет он таким же злым, каким стал Вася после отъезда отца.

Валерик почти не помнит отца, ему шел всего второй от роду год, когда они разошлись с Павлом. А вот Василий помнит, осуждает ее. Ведь прощала все: и поздние возвращения, и безделье дома, и что с детьми не хотел заниматься... Вертелась на работе и дома успевала. Порой срывалась, упрекала мужа, но натыкалась на его равнодушие. И все-таки любила...

Но однажды произошло такое, от чего до сих пор торчит в сердце раскаленная заноза...

Тогда Павел пришел встречать ее после дежурства. Он был немного пьян и потому безудержно весел, развалился в ординаторской на стуле и все пытался то обнять ее, то шлепнуть.

Она в последний раз обошла палаты с врачом, что оставался дежурить ночью. Все было хорошо: те, кого оперировали днем, спокойно спали, потому Вера Ивановна вернулась в ординаторскую раньше, чем рассчитывала. Она распахнула дверь и... увидела, что муж сидит на диване, а на его коленях - медсестра из ночной смены. Она обеими руками обнимала Павла за голову, на ее правом безымянном пальце, как капля крови, горел рубин на золотом ободке.

- Что же ты, Паша? - только и смогла произнести Вера Ивановна. И словно языка лишилась.

Лишь дома вновь заговорила.

Она сняла пальто, разулась, переоделась в домашнее. И делала все, как во сне: надо было так, вот и делала.

Павел не снял верхней одежды. Как был, в пальто и шапке, прошел в комнату, опустился в кресло. Вера Ивановна села в другое...

- Что же ты, Паша? - спросила она мужа сдавленным, тихим, не своим голосом. - Как же ты так?..

- А так!

Вера Ивановна подняла на него глаза и поразилась, до чего же чужое, незнакомое лицо. И этот злой, почти ненавидящий блеск в его глазах заметила впервые. А может, и раньше бывало у него такое лицо, но только она не замечала? Ей стало страшно, она машинально вжалась в спинку кресла,

- Я верила тебе всегда, Паша...

- Напрасно, - коротко ответил Павел.

- Верила тебе, а ты... - рыдания, до того времени застрявшие где-то внутри, начали вырываться наружу. Вера Ивановна с трудом сдерживала себя.

- Знаешь, Вера Ивановна, - вдруг медленно, официально сказал Павел, - я давно решил уйти от тебя. Хотел только Ваську дотянуть до десятого класса... Но уж так вышло, что ты узнала все раньше. Я давно с ней. Я люблю ее. И уйду сейчас. Где чемодан?

Вера Ивановна молчала, не в силах ничего ответить. Лишь ужас и недоумение сковывали ее медленно, с кончиков пальцев ног до самого горла... Как он мог? Как мог кому-то говорить такие же ласковые слова, какие говорил и ей, ласкать другую женщину, а потом приходить домой и... Ей хотелось закричать. А нельзя - в другой комнате спят дети, ее два сына.

- А дети? - спросила Вера Ивановна шепотом. - Что я им скажу, почему ты ушел?

- Что хочешь, - пожал Павел плечами. - Впрочем, мы уедем, скажи, что умер...

- Умер? Но ведь ты жив! Жив, Павел! Как я им скажу, что ты умер? Как? Подумай об этом!

- Я думал. Я решил уйти от тебя!

- Но я не одна, со мной дети, и ты уходишь от них тоже.

Павел криво усмехнулся:

- Ну и что - дети? Я к тебе перегорел, а дети тут ни при чем. Не с детьми мне жить, а с женщиной, а я тебя не люблю. И потом, я же буду присылать им деньги. А с тобой жить не хочу. Где чемодан?

Вера Ивановна сняла со шкафа чемодан, с которым они всегда ездили в отпуск, и аккуратно стала укладывать в чемодан вещи Павла: брюки, рубашки, носки, два новых, недавно купленных костюма. В одном их этих костюмов Павел был особенно красив, шоколадный цвет ткани удивительно шел к его карим глазам. Вера Ивановна так любила заглядывать в эти глаза, любила гладить его мягкие, почти белые волосы. У Валерика будут такие же волосы...