Расул Гамзатов - Люди и тени

С лица земли нас, лихолетьем стертых,
Немало в человеческой семье.
А мародеры обокрали мертвых
И славу их присвоили себе.

Порой труднее превозмочь обиду,
Чем пытки, голод и невольный труд.
Фашисты продвигаются к Мадриду,
А нас сюда везут все и везут.

Везут сюда и молодых, и старых
С партийным стажем до октябрьских лет.
И, просыпаясь на барачных нарах,
Они встречают затемно рассвет.

Ты в здравом ли уме, усатый повар,
Любитель острых и кровавых блюд?
Антанта снова совершает сговор,
А нас сюда везут все и везут.

— Скажи, земляк, в чем кроется причина
Того, что в Магадан твой путь пролег?
— Родился сын, и в честь рожденья сына
Послал я, горец, пулю в потолок.

Но пуля, подчиняясь рикошету,
Иного направленья не найдя,
Пробила,
отлетевшая к портрету,
Навылет грудь великого вождя.

И вот я здесь под властью конвоиров,
Как тот рабочий, чья душа чиста,
Которого пред всем заводом Киров
За трудолюбье целовал в уста.

Скажи, чекист, не потерявший совесть,
Зачем забрел в печальный этот лес?
Оставь пилу и прыгни в скорый поезд,
Сейчас ты людям нужен позарез.

Антонову-Овсеенко и с громом,
И с музыкою рано умирать.
Он зарубежным будущим ревкомам
Еще обязан опыт передать.

Лес пожелтел, и небо в звуках трубных,
И в первый класс направился школяр.
Зачем вы здесь, зачем, товарищ Бубнов?
Вас ждут дела, народный комиссар!

Вдали от лагерей,
у молодежи
Широк и дерзок комсомольский шаг.
Но вас, товарищ Косарев, ей все же
Так не хватает, пламенный вожак!

Придется многим отдохнуть сначала,
Чтоб вновь нести забот державных груз.
Пускай взойдет Крыленко, как бывало,
С Беталом Калмыковым на Эльбрус

И, облака вдыхая полной грудью,
Глоток целебный цедят за глотком,
Чтоб одному — вернуться к правосудью,
Другому — в обезглавленный обком.

Борис Корнилов, друг ты мой опальный,
Читай стихи и не забудь одно,
Что на странице книжной и журнальной
Их ждут твои поклонники давно.

Бойцам запаса посланы повестки,
Пехота немцев лезет напролом.
Поторопитесь, маршал Тухачевский,
Предстать войскам в обличье боевом.

Пусть гений ваш опять блеснет в приказе
И удивит ошеломленный мир.
Федько пусть шлет к вам офицеров связи
И о делах радирует Якир.

Но их, приговоренных к высшей мере,
Не воскресить и богу,
а пока
В боях невозместимые потери
Несут осиротелые войска.

И повеленьем грозного владыки —
Как под метелку до одной души,
Чеченцы выселяются, калмыки,
Балкарцы, карачаи, ингуши.

Бросают на тюремные полати
Мужей ученых,
к торжеству ослов.
Вавилов умирает в каземате.
И Туполев сидит. И Королев.

Еще года расплаты будут долги
И обернутся множеством невежд,
И горьким отступлением до Волги,
И отдаленьем брезжущих надежд.

Везут, везут.
Хоть произвол неистов,
А страх людские затыкает рты,
Советский строй мой, невиновен ты,
И в нас не уничтожить коммунистов,
Признания высокого черты.

За проволокой лагерная зона,
Прожекторов насторожился свет.
Пускай товарищ Постышев законно
Здесь соберет Центральный Комитет.

И наши руки,
обернувшись бором,
Взлетят до неба огражденных мест.
Все по уставу. Полномочный кворум,
И впереди еще двадцатый съезд!

О, вера в тюрьмы заключенных
И сосланных на край страны!
Еще немало заключенных
Ему — Иосифу — верны.

Не избежавшие посадок
В душе надеются:
«Вот-вот
Узнает Сталин и порядок
В НКВД он наведет».

И долгожданная свобода —
Мы говорим об этом тут —
Нас встретит радостно у входа.
«И братья меч вам отдадут».

Живет нелепо, как химера,
Как неразумное дитя,
Почти языческая вера
В непогрешимого вождя.

И коммунист у стенки станет
И закричит не для газет:
— Да здравствует товарищ Сталин!
И грянет залп ему в ответ.

Потом ни холмика, ни вехи,
И место выровнят само…
Перед расстрелом пишет Эйхе
На имя Сталина письмо.

Когда умелец дел заплечных
В больной впивался позвонок,
Он, человек,
нечеловечных
Мучений вынести не смог.