Расул Гамзатов - Люди и тени

О годы, годы!
Нет, не на воде их,
А на сердцах написаны круги.
— Прошу тебя я, Александр Фадеев,
Мне в прошлом разобраться помоги.

И тень его лица легла на стену,
И слышу голос я, что не забыт:
— Друг молодой мой,
вспоминаю сцену:
С отцовской тенью Гамлет говорит.

Он не безумен.
Истина дороже,
Чем в королевстве высшая ступень.
И времени —
вглядись в меня построже —
Лежит на мне мучительная тень.

Ах это время!
Лозунгам и фразам
Пустым и лживым не было конца.
И сокрушался от печали разум,
И ликовало сердце у глупца.

Судья нам совесть — ты запомни это.
И, не окончив вдохновенных дел,
В себе я
пулею из пистолета
Кривое время выпрямить сумел.

Стоит раздумье у плиты надгробной,
Событий многих связывая нить.
Ужели только мертвые способны
В подлунном мире правду говорить?!

— Наставники, не ведали вы
или,
Волшебный замок строя предо мной,
Живые раны, что кровоточили,
На выстрел обходили стороной?

— Ты времени дитя, ты мальчик века,
Ты шел по тропам гладким и прямым
И только одного лишь человека
Считал, как все, учителем своим.

— Вы, командиры, и честны, и строги,
Но как случилось, что никто из вас
Моей душе не объявил тревоги,
Задуматься не отдал мне приказ?

— Солдат,
ты не приписывай грехов нам,
Напоминаем, если позабыл:
Для нас и для тебя всегда верховным
Один главнокомандующий был!

— Как осенять, —
я говорю знаменам, —
Добро со злом могли вы наравне? —
И судьям говорю я и законам:
— Как вы невинных ставили к стене?!

— Не в нас вина, вина в твоей лишь роли:
С его рукой отождествлял ты флаг. —
И судьи огрызаются:
— Давно ли
Твоим законом был его кулак?!

— Родной отец,
неся раздумий гору,
Зачем и ты о многом умолчал?
— Боялись сыновей мы в эту пору,
И ты отцом другого величал.

Я небо не оставил без упрека:
— Где ты, всевышний, в это время был?
— Я заклинал: не сотвори пророка,
А ты из смертных бога сотворил.

— Зачем вершины таинством покорным
Легенду окружали всякий раз?
— Его орлом именовал ты горным
И пел о том, что взмыл он выше нас!

— Скажи, Октябрь,
ужели был не в силе
Ты чистоты мне преподать устав?
— Историю мою перекроили,
Героям битв измену приписав.

Под медный шелест гербовых колосьев
В иную быль поверили сердца.
И возвышался не святой Иосиф
В бессмертном чине моего творца.

Бледнеют звезды на небе, как жемчуг.
И сон, ко мне на цыпочках входя,
Перед зарею милосердно шепчет:
— Спи, времени двуликое дитя!

Может быть, снится мне эта картина.
Может быть, в мыслях живет:
Ворон тюремный, лихая машина
Встала у наших ворот.

Грохот ударов тревожных и властных,
Дверь я открыл, и не зря,
Кровью пахнуло с околышей красных
В свете ночном фонаря.

Сердце мое застонавшим чунгуром
Кануло в бездну тотчас.
Вижу полковника с ликом чугунным,
С каменным холодом глаз.

Веки увенчаны тяжестью складок,
В деле чужда ему прыть.
Он говорит,
соблюдая порядок:
— Паспорт прошу предъявить!

Перемигнулись незваные гости:
Вот, мол, он — волчья родня.
Вздрогнул я, словно вколачивать гвозди
Начал полковник в меня.

И ощутил я озноб казематов,
Зоркость нацеленных дул.
— Кто вы? Фамилия ваша?
— Гамзатов!
— Как ваше имя?
— Расул!

— Ваше занятие?
— Я стихотворец!
— Где родились и когда?
— Местный я буду. Рождением горец.
Год двадцать третий! Цада!

Будто о собственном вспомнив нагане,
Кинув ладонь на бедро,
— Есть ли оружье? —
спросил
Как в тумане.
Я показал на перо.

Обыск последовал. Дом перерыли,
Книги листали сто раз.
Малых детей моих двух разбудили.
Лезли под каждый матрац.

Словно больных доктора на приеме,
Опытно, не сгоряча,
Голые стены прослушали в доме,
В белую грудь им стуча.

Всюду крамолы им виделся призрак,
Виделись козни одни.
Тысячи строчек моих рукописных
Конфисковали они.

Милые строки в простом переплете,
Что с вами будет теперь?
Слышу я:
— Следуйте! С нами пойдете!
Сами открыли мне дверь.