Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

В зеленом фартушке и в белой юбке длинной,
С каймою розовой все на манер старинный,
Зеленый и корсаж, но с розовой шнуровкой
Сидит, как вылитый, стан облегая ловко.
Грудь, чуть расцветшая, в корсаже притаилась,
От белоснежных плеч материя светилась,
Сквозные рукава, как бабочки, взлетали,
У кистей собраны, где ленточки блистали.
На шее Зосиной, обтянутой сорочкой,
Отделан вырез был зеленой оторочкой.
Сережки смастерил из косточек вишневых
Сам Пробка ей, узор на них был не из новых:
Два сердца пламенных, пронзенные стрелою,
Для Зоей вырезал, томясь любовью злою.;
Две нити янтаря сплетались воедино,
На голове венок из веток розмарина.
Густые волосы заплетены косою,
И серп на голове, обрызганный росою,
Светился серебром в траве благоуханной,
Как месяц молодой на голове Дианы.

Тут все захлопали. Полковник бросил шпагу,
Скорей достал портфель и раздобыл бумагу,
Эскиз карандашом набрасывает смело;
Судья, лишь увидал, тотчас смекнул, в чем дело!
Узнал художника по всем его повадкам,
Хоть изменил его теперь мундир порядком,
И эполетов блеск, и весь убор уланский,
И темные усы с бородкою испанской.
Сказал Судья: «Эге! Мой Граф ясновельможный,
И в патронташе ты хранишь набор дорожный
Для рисования!» Хоть Граф простым солдатом
Отправился в поход, но, будучи богатым,
Явился в армию с полком вооруженным;
Замеченный в бою самим Наполеоном,
Он произведен был в полковники приказом.
Судья хвалил его. Граф не повел и глазом,
Картина целиком заполонила разум.

Вторая пара в зал вошла слегка смущенно,
Асессор, преданный слуга Наполеона,
Про службу царскую навек забыл отныне.
Десяток лишь часов провел он в новом чине,
Но шпорами звенел на плитах пола скользких,
Одетый в синие цвета жандармов польских.
С ним дочка Войского бок о бок шла, как пава,
Была она в шелках, держалась величаво,
Асессор неспроста покинул Телимену,
Не захотел он лезть от ревности на стену
И, чтобы наказать кокетку за измену,
Взял дочку Войского, — немолода, пожалуй,
Уж ей за пятьдесят, да капитал немалый!
Скопила денежки, что ей дарил Соплица,
И деревенька есть, все может пригодиться!

А третьей пары нет. Вот воевода новый
Послал за ней слугу, и доложил дворовый,
Что перстень потерял на травле новобрачный
И что на поиски его пустился, мрачный;
Что новобрачная доселе не одета,
Торопится она, но, несмотря на это,
Не кончен туалет, хотя им спозаранок
Бедняжка занялась, измучила служанок,
А все ж оденется не раньше, чем в четыре!

Тут с треском наконец раскрылись двери шире,
Гречеха в зал вошел; он с тростью был на пире,
Не поздоровался ни с кем он, — до того ли?
Пан Войский выступал в необычайной роли
Распорядителя; не выпускал он трости,
По мановению ее садились гости
(Трость он в руке держал как символ руководства).
Вот Подкоморий-пан — маршалок воеводства,
Как первое лицо, сел на почетном месте,
Обитом бархатом, и с ним уселись вместе
По правой стороне — сам генерал Домбровский,
По левой стороне — Князевич, Малаховский,
Маршалкова жена, а с ней другие пани,
Шляхетство, воины — все пышное собранье,
Где Войский указал, там разместились чинно;
За каждой дамою ухаживал мужчина.

Почтив гостей, ушел во двор пан воевода,
А там огромный стол накрыли для народа,
За этаким столом все могут разместиться:
Плебан в одном конце, в другом конце — Соплица,
Тадеуш с Зосею, конечно, не сидели,
Но потчуя гостей, и сами с ними ели;
Так по обычаю пристало новым панам —
Сперва прислуживать самим своим крестьянам.

А гости весело беседовали в зале,
Сервизу славному вниманье уделяли:
Работа тонкая все общество дивила
(Сервиз когда-то был Сиротки-Радзивилла),
По замыслу его исполнен в польском стиле,
В Венеции его художники отлили.
Потерян был сервиз в связи с войною шведской,
Бог знает как потом попал он в дом шляхетский
И украшал теперь парадные банкеты.
А был он с колесо объемистой кареты.