Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Невдалеке Весы сиянием одеты,
На них когда-то бог и звезды и планеты
Прилежно взвешивал, пуская по орбитам
(Преданье старины осталось незабытым).
Потом он прикрепил те чаши к небосводу,
Дав образец весов всему людскому роду.

Кружок на севере — святящееся Сито {315} ,
Бывало, сквозь него создатель сеял жито,
Которое бросал Адаму с состраданьем
В те дни, когда его он покарал изгнаньем.

Повыше в небесах Давида колесница
Готова, кажется, тотчас же в путь пуститься,
Но с места тронуться не может, вот обида!
А говорят, она возила не Давида,
Возила ангелов и даже Люцифера,
Но переполнилась его дерзанью мера,
Когда посмел восстать на божии чертоги.
Сбил Михаил его, и нету ей дороги!
Валяться среди звезд обречена до срока,
Пока не снимет бог сурового зарока.

Еще другое есть преданье у литвинов
(Народ слыхал его от мудрецов раввинов),
Как будто длинное созвездие Дракона,
Что извивается по небосводу сонно,
То рыба, а не змей! Жила она вначале
В пучине, и ее Левиафаном звали.
Когда ж прошел потоп, иссякли воды в море, —
Левиафан издох, и в голубом просторе
Висит костяк его, чтоб люди не забыли
О тех чудовищах, что до потопа были.
Так кости древних рыб огромного размера
В костеле Мирском ксендз развесил для примера.

Все, что о звездах знал и слышал, паи Гречеха
Любил порассказать, хоть и была помеха;
Неважно видел он, замечу мимоходом,
Не мог и сквозь очки следить за небосводом,
Но знал он имена созвездий, очертанья
И мог их указать другому в назиданье.

Его не слушали: Весы, и Воз, и Сито,
И звезды прочие — все было позабыто!
Казалось, что теперь решался общий жребий
Глаза и мысли всех приковывала в небе
Комета яркая, что с запада всходила,
Летела к северу и всех с ума сводила!
На звездный Воз она косилась с небосферы, —
Казалось, метила комета в Люциферы!
Распущенной косой мела небес две трети,
Созвездья в волосах запутались, как в сети.
Влекла их за собой тропою лучезарной
И прямо с запада неслась к звезде Полярной!

В глухом предчувствии толпился люд повсюду,
Дивясь господнему неслыханному чуду, —
Грозила бедами хвостатая комета,
Кричало воронье — недобрая примета!
Оттачивая клюв, оно в полях летало,
Сбиралось стаями и трупов поджидало.
И замечал народ: собаки землю рыли
И, словно чуя смерть, протяжно, долго выли,
Сулили голод, мор. От страха изнывая,
Видали сторожа — шла дева Моровая {316}
Превыше всех дубов Ольгердовой дубравы,
Как жар, в руке ее светился плат кровавый.

Приказчик кое-что прибавил к тем приметам,
Пришел с отчетом он, но позабыл об этом;
Конторщик в свой черед шептался с экономом,

Но Подкоморий-пан, сидевший перед домом,
Вдруг табакерку взял, а это означало,
Что хочет говорить; шляхетство замолчало, —
Сверкнула яркими брильянтами оправа
С изображением монарха Станислава.
«Тадеуш, — он сказал, открывши табакерку, —
О звездах речь твоя, выходит на поверку, —
Лишь эхо школьных слов. Занятнее о чуде
Толкуют меж собой неграмотные люди;
Курс астрономии и я прошел когда-то,
Жил в Вильне, где жена богатого магната
Доходы отдала с имения и хлопов —
Все на покупку книг, таблиц и телескопов.
Ксендз-ректор был тогда известным астрономом,
И довелось мне быть с Почобутом {317} знакомым;
Потом от ректорства Почобут отказался,
Вернулся в монастырь, молитвами спасался
И умер, как святой. Мне был знаком Снядецкий,
Отменнейший мудрец, хоть человек и светский;
Но каждый астроном толкует о комете,
Как мещанин какой о встреченной карете, —
Заедет ли она на царский двор в столицу
Иль от заставы прочь помчится за границу.
Ему и дела нет, что следует отсюда,
Добра ли надо ждать, а может, выйдет худо?
Я помню, как бежал Браницкий {318} вероломный,
Увлек он за собой поток людей огромный;
Как пышный звездный хвост влачится за кометой,
Так хвост тарговичан тянулся за каретой.
Народ хотя и прост, но понял все душою,
Хвост этот означал предательство большое.
Комета названа метлой простым народом:
Мол, выметет она мильоны мимоходом».

Гречеха отвечал ему с поклоном: «Ясно —
Вельможный пан, и мне запомнилось прекрасно
Все слышанное мной, хоть было мне не боле
Чем десять лет, тогда и я учился в школе.
Гостил у нас еще Сапега, пан покойный,
Поручик, кирасир и человек достойный,
Он жил сто десять лет, был маршалом литовским
И канцлером потом; с отважным Яблоновским {319}
Участвовал в боях, в боях под самой Веной!
Вот что нам рассказал в беседе откровенной
Высокий гость, а я слова запомнил эти:
«В тот миг, когда в седло вскочил король Ян Третий,
А кардинал его благословил в дорогу
И целовал ему король австрийский ногу,
Король воскликнул вдруг: «На небо поглядите!»
Комета вещая была уже в зените.
И мы увидели — шла медленно комета
Путем, которым шли отряды Магомета!
«С Востока молния» {320} , но о комете вещей
Поведал наш триумф и озаглавил оду
«С Востока молния», но о комете вещей
Прочесть мне довелось не только эти вещи, —
«Янину» {321} я прочел, рассказ о жизни Яна,
Там подвиги его описаны пространно
И нарисованы знамена Магомета
И та, похожая на эту вот, комета!»