Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Росло под вишнями немало всяких злаков,
Различные сорта, и вид неодинаков:
За кукурузой шел овес, ячмень усатый,
Пшеница и бобы перемешались с мятой, —
Ну, словом, этот сад с прекрасной незнакомкой
Разбит для птицы был ученой экономкой.
Мадам Кокошкина из рода
Гусь-Гусыни-Чевых — хозяюшка, каких не сыщешь ныне!
Открытие ее известно всей округе,
А раньше слышали о нем две-три подруги,
Не выдали они заветного секрета,
И все ж в Календаре прочли про средство это:
«Как нам домашних птиц беречь от хищных надо».
Граф сроду не видал еще такого сада!

В какое время бы туда ни заглянули,
Там зоркий страж — петух стоит на карауле,
Задравши голову, поста не покидая,
Не шелохнется он, за небом наблюдая.
Завидев ястреба, висящего высоко,
Закукарекает, и во мгновенье ока
Попрячутся в хлеба павлины, куры, утки
И даже голуби, — со страхом плохи шутки!
Однако в небе враг сегодня не мелькает,
Лишь солнце летнее все жарче припекает,
И птицы разбрелись, ища в тени прохлады,
Купаются в песке, в траве укрыться рады.

Среди домашних птиц, над яркими цветами —
Ребячьи головы с льняными волосами;
Девичья голова виднеется меж ними,
Чуть-чуть повыше их, с кудрями золотыми,
А позади павлин раскинул хвост красивый,
Семи цветов на нем играют переливы.
На фоне голубом, как будто на настели,
Льняные головы издалека блестели,
Как в обрамленье звезд, в венке глазков павлиньих,
В ромашках, васильках и голубых и синих;
Меж золотистою, тяжелой кукурузой,
Уже сгибавшейся от собственного груза,
И шелковой травой с серебряной полоской,
Румяной мальвою, зеленою березкой,
Цветов не перечесть, в глазах рябит от зноя.
Едва колышется все марево цветное.

Над гущею стеблей, колосьев, маков с тмином,
Поденки легкие повисли балдахином;
Прозрачны, как стекло, легки, как паутинки,
Сквозные крылышки, едва приметны спинки;
Сказал бы: над землей туман редеет тонкий —
Жужжат, но кажутся недвижными поденки.

Держала девушка из перьев опахало,
Все серебром оно на солнце отливало,
Отмахивала им от детских головенок
Звенящий, частый дождь кружащихся поденок.
Не рог ли золотой в другой руке? Но странно:
Во рты раскрытые его совала панна.
Кормила малышей, как подобает фее, —
Наверно, рог ее был рогом Амальфеи {267} .

Поглядывала все ж она в кусты нередко,
Туда, где хрустнула предательская ветка.
Но не оттуда ей грозило нападенье!
Граф миновать успел докучные растенья,
Внезапно поднялся на огородной грядке
И поклонился ей, уж не играя в прятки.
При виде юноши, склонявшегося бойко,
Хотела улететь, как вспугнутая сойка,
Вспорхнула, понеслась, умчалась бы нежданно,
Но дети, в ужасе от появленья пана
И бегства девушки, вдруг в голос заревели.
Как быть? Не бросить же малюток, в самом деле?
Раздумывая так, боялась оглянуться.
И хоть помедлила, должна была вернуться
(Как призрак, вызванный таинственным заклятьем),
Склонилась к малышам, ну слезы утирать им,
Вот на руки взяла меньшого мальчугана,
Утешила других заботливая панна.
Под крылышко ее уткнулись, как цыплята,
Белоголовые затихшие ребята.
«Ну, что кричали вы? — сказала. — Хорошо ли?
Пан испугается, уйдет он поневоле.
Пан не старик с мешком, пришел он не за вами,
Красивый, ласковый, вы поглядите сами!»

Взглянула и она, а Граф завороженный
Глаз не сводил с нее, польщенный, восхищенный.
Тут от смущения красавица зарделась,
Пеняя на себя за собственную смелость.

А Граф и вправду был весьма хорош собою;
Румянолиц, глаза как небо голубое,
Трава запуталась в его кудрях волнистых
И несколько листков и стебельков пушистых —
Гирлянда зелени душистая, живая.
На панну он глядел, восторга не скрывая.
«Как величать тебя, волшебное виденье?
Ты нимфа или дух {268} , небесное творенье?
Сошла на землю к нам по собственной ли воле?
Прикована ли ты судьбой к земной юдоли?
Догадываюсь я: отвергнутый влюбленный,
А может, опекун суровый, непреклонный
Здесь стережет тебя — страдаешь ты невинно…
Достойная, во мне отыщешь паладина!
Не героиня ли ты повести печальной?
Открой мне горести своей судьбины тайной!
Увидя образ твой, лишился я покоя,
Как сердцем властвуешь, так властвуй и рукою!»
Он руку протянул.
И заиграл румянец
На девичьих щеках; нисколько не жеманясь,
С восторгом слушала паненка речи эти,
На золото монет так радуются дети,
Не зная им цены. Вот и она внимала
Возвышенным словам, хоть их не понимала.
Спросила наконец, запутавшись в догадках:
«Откуда взялся пан? Что ищет он на грядках?»