Наталья Загвоздина - Дневник. Продолжение

с неволей. В октябре Покров утешит душу.
Деревья раздадут последнее тряпьё.
Останется сквозняк, что по теплу не тужит,
да ветер продувной, известное трепло...

Да вот и буковки, да вот
меж ними связки...
Сижу соломенной вдовой,
и разбавляю речь водой,
и чаю сказки.

На небе облачко, что пух,
что пух и перья...
Вверх по воздушному столпу
в перинку опустить стопу —
я стану первой.

Повсюду воздуха разлив
и красной речи...
Что испыталось на разрыв,
сильнее сделалось в разы —
плывём по речке...

И с нами Слово, и слова —
весь мир в придачу.
И пусть посудина слаба,
зато с течением в ладах —
послушна паче.

Под ногою трещит желудо́к...
Щедр октябрь, перелески радушны.
Заигравшийся лист-шалунок,
отыграв, завернулся ракушкой.

Что за радость бездумно шагать,
октябрём задыхаясь счастливо...
Поздних веток кресты и шпагат
отдают золотистым отливом...

Золотого немерено... Впрок
не собрать. Будут новые брашна...
Золотая пора за порог
заглянула... Прощальная бражка.

Но... Но сладок прощания вкус —
всё бы пить, невзирая на лета,
вспоминать, как на серенький куст
золотая сорочка надета.

...До краёв переполнен октябрь.
Я под деревом горя не знаю.
Разве загодя сердце когтят
нищета и морока лесная?

Расставаться с взлелеянным – жуть,
как в барак из цветущего сада.
Где уже урожая не ждут,
проживая в бесплодной осаде
стен барачных, прошедшего снов...
Тут и осень готовит подножку.
Пробирая живот до основ,
подстилая снежок под подошву...

Расставаться с взлелеянным – труд.
Не даётся и он не по силам.
Оставляю вопросы во рту,
и в утробе, а то бы – спросила...

А замочек повесишь – закрыт
вход и выход, и дышишь иначе.
И не помнишь, где ключик зарыт,
и забота покажется с пальчик.

Расставаться с взлелеянным – дар
тем, кто ростом и впадиной вышел,
для кого безответный удар
плодороден, чтоб делаться выше.

Так прими же – и дело с концом.
Может, всё и начнётся за дверью...
А любимое было гонцом,
или Вестником. Только бы – верить.

Снег пошёл – и всё с начала —
бьётся сердце по ночам и
так же по утрам...

Всё в движении... Начальник
испокон Один. Не чаю
жизни без утрат.

И в полёт пускаюсь вместе
с первым снегом (в ушко влезьте,
как верблюд в ушко́ —
не получится)... На землю
опущусь, изведав зелья,
с молодым снежком.

И останусь. Лишь бы билось
сердце дальше – Божья милость
малым и большим.

Кто каков, узнаем после
снегопада... В чистом поле —
под землёй в аршин.

Уже по силам счесть
на ближнем древе листья.
Уже с древесных чресл
не стали птичьи литься
нам в уши голоса...

Уже и сад молчит
и всё ясней читаем,
листвы не ополчив,
где каждый лист считаю —
по силам. Полоса

далёкая лесов уже готова счёту
отдать последний лист...
Что как гребёнкой счёсан,
лишь ветер-скандалист
провёл по волосам.

Чернозём. Фиолетовый грач.
Скрип капусты. Рябиновый росчерк
в голубом. Осень вышла за грань
любованья и гаснет досрочно...

Здесь, на родине, жизнь – дефицит,
солнце в складчину, свет по талонам...
На задворках силён девясил,
и забор на задворках поломан.

...В глубине Адриатики – то ж...
Если осень. Иосиф подскажет.
Затерялся его макинтош
в поворотах, в теченье... Подсажен

новый зритель на голос, на всплеск,
на виденье Венеции... В осень
уплываем под плесень и блеск
и – в упор – упираемся оземь.