Наталья Загвоздина: Дневник. Продолжение

Небо! Лей на нас свет златого солнца
Или твоих облак густую влагу,
Лишь гони далече осенним ветром
Мрачные тучи.

Ты скажи, о дева, что благосклонна,
Или покажи мне свою досаду,
Но не будь безмолвна, как эти тучи
Осенью хладной.

Предчувствую дыханья высоту —
момент неуловимого паренья.
Оставьте незадачливые пренья —
когда-нибудь и это я сотру.

Когда-нибудь сотрёт меня и нас
та даль, какой лицо ещё запретно.
Но и тогда, не закрывая глаз,
я буду удивляться вам с портрета.

О жизнь, о хрестоматия, о тайн
заветное число, немыслимое люду!
О человек. Изнашивать, латать
и снова разрывать умеешь люто
иль яростно, что, кажется, одно.
Упрямо опускаешься на дно,
упрямее не хочешь расставаться...
Обмениваешь лампочек стоваттных
немереное множество за жизнь...
А с солнцем повстречаешься поближе,
лишь губы обожжённые оближешь
и смотришь, как заезжий пейзажист
на жизнь саму, не глядя на Источник.
Ты светом электрическим испорчен...
Но жалостью исполнен твой Творец —
чирикаешь, как в домике скворец.

«Это дети твои» – я услышу, руками всплесну —
«Как же их накормить, обиходить такую ораву?».
Но закинута сеть, и иду прямиком на блесну,
и уже припадаю, и пью медовую отраву...

Отвалившись, как червь, погрузневший от крови, пчела,
отдающая яд, – всё одно! – сообщенье до сути,
стихотворец молчит – без него наконец началась
эта новая жизнь, ну а сам обессилен досугом.

Их всё больше, и всё тяжелей вспоминать имена.
Ты и полнишься, и остаёшься покинутым домом.
И попросишь опять: «Заберите ещё из меня...»,
и прикроешься сам от себя новорожденным томом.

Это дети мои. За проступок отвечу сполна.
Накормлю, напою, уложу после трудной работы...
Повторяя теперь, как и прежде: «Прости! Ис полла!
Лета многая. Вам остаюсь и творцом, и рабою».

Уйти из декабря – соблазн. Соблазн —
остаться и прожить. Декабрь не шутит.
Не скроешься, и выпорхнувши, с глаз
Создателя – тогда зачем и шуму?!

Не прятаться! Пред Ним стоять, любя.
Имеющий не пожелает больше.
Горит огонь. Уходит дым, клубясь...
Уходит год. Уходит жизнь. И больно.

Остаться в декабре, как на посту.
Дождаться прибавления минуты...
Не поддаваться на ночной посул —
уйти из мрака. Чтоб – не обмануться.

Город битый, больной, упакованный в снежный мешок,
отдышался за ночь.
Кто бродил, и не раз, от заставы к заставе пешком,
посыпал, словно пеплом, головушку хладным песком —
недосчитывал ног.