Всеволод Емелин - Götterdämmerung - cтихи и баллады

В тот момент, когда вроде
Русь привстала с колен,
Черт-те что происходит
В древнем городе N.

Там в тиши переулков,
Где царит благодать,
Проживала с дочуркой
Одинокая мать.

Жили бедно и скромно,
Хлеб имели да кров.
Там, под сенью церковных
Золотых куполов.

Если ты не сломался,
Не продался за грош,
Все равно свое счастье
Ты когда-то найдешь.

Будет все превосходно,
Если ты сердцем чист.
Полюбил ее модный
Из Москвы журналист.

Годы счастья настали,
Наступил оптимизм,
Только зависть людская
Отравляла им жизнь.

Им бы жить по старинке
Возле теплых печей,
Ненавидят в глубинке
Нас, крутых москвичей.

Эта зависть так просто
Довела до беды
Посреди этой косной,
Бездуховной среды.

Как-то после прогулки,
Что бывает нередко,
Заигралась дочурка
Возле лестничной клетки.

Спотыкнулась неловко
Пол был скользкий, как лед,
И упала головкой
В межэтажный пролет.

Дочка выжила чудом,
Но, чтоб злобу сорвать,
Обвинили иуды
В покушении мать.

Кто же в это поверит?
Нет таких дураков,
Даже дикие звери
Своих любят зверьков.

Был ли факт, чтоб орлица
Заклевала орленка?
Или, скажем, волчица
Вдруг загрызла волчонка?

За любые мильоны
Мать дитя не швырнет
В этот гулкий, бездонный
Межэтажный пролет.

Оказался расправой
Резвый, как КВН,
Скорый суд и неправый
В древнем городе N.

Обрекая на муки,
Прозвучал приговор,
И кровавые руки
Потирал прокурор.

Ах, присяжный, присяжный,
Что ж ты прячешь глаза?
Почему ты продажный?
Суд — он ведь не базар.

Принимая решенье,
Позабыл ты про стыд,
Ты поддался давлению,
Бог тебя не простит.

И коллегию вашу,
Всех кто, будто шутя,
Разлучили мамашу
С ее крошкой дитя.

По скамьям вы расселись,
Только веры вам нет,
Был оправдан лишь Бейлис
Да Нухаев Ахмет.

Много в нашем народе
Еще зла и измен.
Черт-те что происходит
В древнем городе N.

Дожидаясь рассветного часика
Средь похмельной моей бессонницы,
Я читал блог ходячего классика —
Стихотворца Бориса Херсонского.

Как там в Грузии на фестивале
Среди пальм и столов накрытых
Жирно потчевали хинкали
Знаменитых русских пиитов.

Там в бассейнах плескались форели,
Их ловили, варить несли.
Как увидят, блядь, посинели,
Заливали в уху “Шабли”.

Жрали блюда деликатесные,
Пили весело и легко.
А вокруг их ансамбли местные
Танцевали им “Сулико”.

Их встречали послы и епископы,
Им устраивала там шоу
Прогрессивный поэт тбилисский
Пресловутая Кулешова.

Подливали им “Цинандали”,
Щедро мазали им повидло.
Меня, правда, туда не позвали,
Так как я — бездарность и быдло.

Раньше лишь Евтушенко так где-то
Принимали в Советском Союзе.
И поэтому все поэты
Были в данном конфликте за Грузию.

И не надо о пятой колонне,
Я вам правду открою простую —
Всем известно, кто девушку кормит,
Тот в дальнейшем ее и танцует.

Это ж надо быть негодяйкой,
Чтобы шавкою, полной злости,
Грозно скалится на хозяйку,
Угостившею вкусной костью.

И не то чтоб “Давить их, гадов,
За измену Родине-маме!”
Я к тому, что “Кормить их надо!”,
Как в какой-то старой рекламе.

Я поэт, по мозгов квадратам
Могу жарить похлеще “Града”.
Только, если нету зарплаты,
На хера мне все это надо?

Мне же, блядь, от родимой власти
И стакана-то не налили,
Но сто раз в милицейской части
Оставляли следы на рыле.

Сотни лет поэты с поэтками
Харчевались не очень густо,
Но всегда имели объедки
Со стола царя иль курфюрста.

Отнесись к ним по-человечески,
Заплати по 2000 долларов,
И поэты врагам отечества
Разобьют их собачьи головы.

Мы б эпитеты подыскали
Посильней чем “Мочить в сортирах!”.
Нет, не зря нам товарищ Сталин
Выделял на Тверской квартиры.