Всеволод Емелин - Greatest Hits

Налейте мне, граждане, рюмку вина,
Но только ни слова о бабах,
Ведь мне изменила гадюка-жена,
Пока я был на баррикадах.

Не пуля спецназа сразила меня,
Не палка омоновца сбила,
А эта зараза средь белого дня
Взяла да и мне изменила.

В то хмурое утро, когда этот сброд
Нагнал в Москву танков и страху,
Я понял, что мой наступает черед,
И чистую вынул рубаху.

Я понял, что участь моя решена,
Сказал я: «Прощай!» своей Зине.
Она же лежала, как лебедь, нежна,
На жаркой простершись перине.

А к Белому дому сходился народ.
Какие там были ребята!
Кто тащит бревно, кто трубу волочет,
Оружие пролетарьята.

Баррикады росли, и металл скрежетал,
И делали бомбы умельцы.
Взобрался на танк и Указ зачитал
Борис Николаевич Ельцин.

Мы нашу позицию заняли там,
Где надо, согласно приказа,
Бесплатно бинты выдавалися нам
И старые противогазы.

Мы все, как один, здесь, ребята, умрем,
Но так меж собой порешили —
Ни шагу назад! За спиной Белый дом —
Парламент свободной России.

Мы цепи сомкнули, мы встали в заслон,
Мы за руки взяли друг друга.
Давай выводи свой кровавый ОМОН,
Плешивая гадина Пуго.

В дождливой, тревожной московской ночи
Костры до рассвета горели.
Здесь были казаки, и были врачи,
И многие были евреи.

Но встал над толпой и, взмахнувши рукой,
Среди тишины напряженной
Народный герой, авиатор Руцкой
Сказал сообщенье с балкона.

Сказал, что настал переломный момент,
Что нынче живым и здоровым
Из Крыма в Москву привезен президент,
Подлец же Крючков арестован.

Он здесь замолчал, чтобы дух перевесть,
Послышались радости крики.
А кончил словами: «Россия, мол, есть
И будет навеки великой!»

Пока я там жизнью своей рисковал,
Боролся за правое дело,
Супругу мою обнимал-целовал
Ее замначальник отдела.

Он долго ее обнимал-целовал,
Он мял ее белое платье,
А на ухо ей обещанья шептал,
Сулил повышенье в зарплате.

Покуда я смерти смотрелся в лицо
Бесстрашно, как узник у стенки,
С таким вот развратником и подлецом
Жена задирала коленки.

Я там трое суток стоял, словно лев,
Не спал и почти не обедал,
Домой проходя мимо здания СЭВ,
Я принял стакан за победу.

Победа пришла, вся страна кверху дном,
У власти стоят демократы.
А мне же достался похмельный синдром
Да триста целковых в зарплату.

За пустынной промзоной,
Где лишь пух в тополях,
Рос парнишка смышленый
В белокурых кудрях.

Со шпаной на задворках
Не курил он траву,
Получал он пятерки
У себя в ПТУ.

Он в компании скверной
Горькой водки не пил.
Рядом с девушкой верной
Вечера проводил,

С той, что под тополями
Так любила ласкать,
Забавляясь кудрями,
Белокурую прядь.

Над автобусным кругом
Расцветала весна,
На свидание с другом
Торопилась она.

Ждет в назначенный час он,
А кудрей-то и нет.
За арийскую расу
Стал парнишка скинхед.

И, предчувствуя беды,
Сердце сжалось в груди —
Если парень в скинхедах,
Значит, счастья не жди.

И последние силы
Все собрав изнутри,
Она тихо спросила:
«Где же кудри твои?»

И ответил ей парень,
Пряча горькую грусть:
«Да мы тут с пацанами
Поднялися за Русь.

Разогнули колена,
Мы готовы на смерть.
В своем доме нацменов
Сил нет больше терпеть.

Все купили за взятки.
Посмотри: у кого
Все ларьки и палатки,
АЗС, СТО?

Но они пожалеют,
Что обидели нас.
И запомнят евреи,
И узнает Кавказ.

Есть и в русском народе
Кровь, и почва, и честь,
Blood and Honour und Boden,
И White Power есть».

И в глазах у подруги
Почернел белый свет.
Стиснув тонкие руки,
Прошептала в ответ: