Припев
Давно разбит иллюминатор,
Грязь в ваннах для анабиоза.
Отстаньте, астронавигатор,
Мы выбираем — вечно ползать.
По заказу журнала “Крокодил”, они там целую полосу делали, типа “кремлевский шансон”
Над холмом Боровицким собиралися тучи,
И за Троицкой башней загорался закат.
Расскажу вам, ребята, про трагический случай,
Это было недавно, а не сто лет назад.
Дамы в платьях вечерних, в смокингах
джентльмены
Направлялись на вечер во Георгиевский зал,
Где жена президента исполняла Шопена,
И охранник суровый там ее увидал.
Рвались к мраморным сводам полонезы,
сонаты,
Бронза люстр отражалась в полировке перил.
И любовь завладела храбрым сердцем солдата,
И внимая сонатам, он ее полюбил.
А она с ним играла, словно кошка с мышонком,
Только муж отлучится, хоть на четверть часа,
То средь шумного бала ущипнет за мошонку,
То взъерошит внезапно вдруг его волоса.
По джигитским законам жена друга священна.
Он дружил с ее мужем, как в кино “Два бойца”.
И от этого ужаса он извелся совершенно
Стал задумчив и бледен, даже спал он с лица.
В дальнем горном ауле было много моментов,
Когда в схватке жестокой, в грозный час
роковой,
Он от вражеской пули защищал президента
Своей грудью широкой, как кремлевской
стеной.
Вот сверкают на солнце стремена и уздечки,
Полк кремлевский выходит на весенний
парад,
Но увял, словно роза, от коллизии вечной
Между чувством и долгом молодой бодигард.
Вышел из караулки, вспомнил мамку и тятю,
Глянул на купола Теремного дворца,
Подошел в тишине к Грановитой палате
И присел на ступеньку у резного крыльца.
Он достал пистолет в кобуре под предплечьем,
Выручай, милый брат, друг единственный мой,
На прощанье погладил свой подарочный
Стечкин
И прижал его дуло к левой мышце грудной.
Грянул выстрел, и тут же, с оглушительным
криком
Рвись, несчастное сердце, пой, кремлевский
шансон!
В равнодушное небо над Иваном Великим,
Словно черная туча, взмыла стая ворон.
Обыск в “Фаланстере”. Скоро придут за тобой
Снова обыск в “Фаланстере”,
Снова сатрапы ликуют.
Оттепель ждали трудящиеся,
А оказалось, хуй им!
Как ласточки, сбитые с неба,
Летят под сапог ФСБ
И книги Павловского Глеба,
И книги Данилина П.
Вижу, как туфли их узкие
За четыреста долларов
Топчут “Идею русскую”
Егора Холмогорова.
Чужда солдафонам нетленка,
И в ужасе прячется в тень
Максима роман Кононенко
Про страшный отличника день.
Меня так особенно мутит,
Как представлю, что на пол кидают
“Идеологию Путина”
Алексея Чадаева.
Вот мудрости верная жрица,
Пытаясь хоть что-то спасти,
С прижатой к груди Нарочницкой
К окну продавщица летит.
Дрожит она птенчиком в клетке,
Разбросаны все словари,
И где был Эпштейн, а где Эткинд,
Попробуй теперь разбери.
Трагичны итоги недели,
Как будто в душу нассали вы,
Вот и сочиняй вам идеи,
Особенно национальные.
Мечтали найти “Лимонку”,
Как масленок под елочкой,
Глядишь, и на ваши погонки
Придырявят лишнюю звездочку.
В наших тайных северных схронах
Повелось в заповедном году
Тот, кто ищет звезду на погоны,
Тот находит себе пизду.
Искали уж здесь наркотрафик,
И где он теперь, Черкесов?
Потом еще порнографию
На культмагазин повесили.
И вот результат: есть здание
Дворец, доложу я вам,
НИИ Искусствознания,
Который уж месяц там
Искусствоведши дрочат
На Лидию, на Ланч,
Хотя могли бы кончить
На палку и на мяч,
На пару апельсинов
С бананом к ним впритык.
Что делать с магазином
Интеллектуальных книг?
Откуда такой кожный зуд, вашу мать,
Закрыв магазин, прославиться?
Что даже готовы они воевать
С самим господином Сеславинским.
А ведь едят русский с корочкой хлеб,
А ведут себя по-жидовски.
И ФЭП для них как будто не ФЭП
И Павловский Глеб не Павловский.
Так вот, чтоб пресечь интриги,
Сообщаю для вас, мудаков,
Что здесь покупает книги
Русский философ Сурков.
Читать дальше