Знание-сила, 2006 № 08 (950)

Таковой была и остается в памяти Раиса Львовна Берг.

Описать словами ее завораживающую привлекательность столь же трудно или даже безнадежно, как вербализовать красоту баллад Шопена, красочно-чувственные соития на картинах Климта или комбинацию на шахматной доске.

На семинаре, в любом сообществе вы сразу выделяли РЛ — по интеллекту, по грудному, с эмоциональными тембровыми переливами голосу, по особой манере движений, поведения и богатой пафосной речи, где воспарение к высотам знаний сочеталось с присловиями и терпкими словечками, насколько это позволительно женщине. Точно так же в любой аудитории вмиг запечатлевалась личность Тимофеева-Ресовского. Недаром эти два генетика стали соавторами памятной статьи 1958 году о путях эволюции генотипа в "Проблемах кибернетики".

Красота биоразнообразия, сложность путей эволюции и точность законов генетики были подлинной страстью Раисы Львовны. Здесь она знала и понимала все. Эта страсть, мне кажется, была наследственной или врожденной, но, несомненно, и импрессированной в раннем детстве интеллектуальной аурой и окружением ее отца, выдающегося зоолога- эволюциониста и географа, академика Льва Семеновича Берга, автора известной концепции номогенеза. Со студенчества РЛ прониклась идеями и традициями петербургской школы эволюционной генетики во главе с Филипченко и Вавиловым. После окончания кафедры генетики она начала работать вместе с будущим нобелевским лауреатом Меллером, который в 1927 с помощью хромосомной инженерии создал метод получения и количественного анализа мутаций в опыте и природе. Судьба мутаций в природе стала любимой темой РЛ. После открытия вспышек мутаций в диких поселениях дрозофил она не только подтвердила положение классика генетики де Фриза о неравномерности темпа мутаций во времени, но и обнаружила феномен моды на мутации. В начале 40-х гг. РЛ перешла в московскую докторантуру к академику И.И. Шмальгаузену. Таким образом, она приобщилась и к московской эволюционной школе. К разностороннему тезаурусу РЛ надо добавить совершенное знание ею трех европейских языков. РЛ окончила известную немецкую "Петер Шуле" в Ленинграде.

Есть три восходящие ступени познания — просто знание о чем-либо, понимание того, что знаешь, и, наконец, эмоциональное отношение к постигнутому в рамках целостной гармоничной картины. Недаром в первой фразе классической статьи монашески-строгого Менделя стоят слова "поразительная закономерность". На вершинах эмоций возникает чувство, которое историки науки метафорически назвали "синдром Пигмалиона". Творец проникается живым чувством к постигнутой или созданной красоте, -как Пигмалион был заворожен Галатеей.

Многим приходилось слушать, как РЛ с упоением часами рассказывала о тайнах корреляционных плеяд у растений, о видах полиморфизма, о моде на мутации, когда в разобщенных поселениях дрозофил вдруг становилось модным желтое тело (yellow), сменяясь затем на искривленное брюшко (abnormal abdomen) или опаленные щетинки. Кандидатская диссертация о моде на мутации была защищена РЛ в 1937 г. Текст был тщательно выверен, машинистка допустила всего одну ошибку. Но зато какую?! Вместо популяций "РАЗОБЩЕННЫХ" было напечатано "РАЗОБЛАЧЕННЫХ"... Такое было суховейное время.

Синдром Пигмалиона проявлялся у РЛ не только по отношению к собственным работам, но и к прозреваемым ею эволюционным следствиям — жемчужинам в работах коллег и других авторов. Исследователи нередко, вроде крыловского петуха, сами не замечали эти жемчужины в "навозных кучах" добытых ими фактов. Или же были не способны подняться над ними и вознестись к эволюционной семантике. С высоты своего эволюционного видения РЛ в 1967—68 годах написала по просьбе редакции "Знание-сила" два популярных и поныне эссе "Почему курица не ревнует?" и "Чем кошка отличается от собаки". С тех пор прошло почти 40 лет, но и по сию пору эти эссе выглядят свежо и крепко, как будто их не коснулась патина времени. Они амплифицируются ныне в Интернете на многих сайтах. В чем здесь секрет? Раскрытие глубокого эволюционного смысла знакомых всем фактов и явлений сочеталось в статьях РЛ с изяществом и внутренней свободой повествования. Этот стиль ярко проявился и в известных мемуарах "Суховей". Я не знаю, как определить крепость и оригинальность слога, но среди женских авторов в русской прозе рядом с РЛ можно поставить лишь несколько имен: Зинаида Гиппиус, Марина Цветаева, Надежда Мандельштам, Нина Берберова. А в экологической нише научно-художественных эссе РЛ почти непревзойденна, включая и многочисленную мужскую половину.