Знание - сила, 2007 № 07 (961)

Я сделал несколько неуверенных шагов и увидел, как некоторые отрезки становятся совсем темными, а лежавшие за ними светлые темнеют. Я вытянул вперед руку — она показалась мне совсем черной у основания и светлой на кончиках пальцев. Этот зрительный эффект показался мне забавным, и некоторое время я экспериментировал, поднося руку к глазам и отводя ее вдаль. Между прочим, я заметил, что могу делать это только в двух направлениях — вперед и назад. У меня возникло неприятное ощущение, словно что-то меня сковывает. Как будто я натянул на себя чрезвычайно узкий пиджак, лишившей меня привычной свободы движений. Я долго не мог понять, в чем тут дело, пока не начал смутно вспоминать, что прежде мог двигать рукой не только взад-вперед, но и отводить ее в стороны — вправо-влево. Я несколько раз повторил в уме два этих простых слова: «вправо» и «влево», не понимая их смысла. Понятия, лежавшие за ними, просто перестали существовать для меня.

Теперь я окончательно сообразил, что нахожусь в пространстве двух измерений. Я мог видеть и двигаться только в плоскости, все, что осталось за плоскостью, перестало для меня существовать. Но куда же подевался Вагнер? Ну, конечно же! Мы оказались в разных плоскостях — каждый в своем двухмерном мире, увидеть которые разом можно только из третьего, «объемного» измерения.

Вдруг передо мной, словно вынырнув из небытия, появился Вагнер. Внешность у него была странная. Он походил на камбалу с одним-единственным выпученным глазом, а передвигался, как клоп по стене, головой вперед, перебирая всеми конечностями. Наверное, я выглядел не менее нелепо.

Не успел я поприветствовать его, а мы уже провалились еще ниже. Теперь не стало не только высоты, но и ширины, осталась одна длина. И на этой «длине», то есть на прямой — единственном измерении одномерного пространства — я увидел точку. Это был Вагнер. Я не сомневался, что и он воспринимает меня как точку. Я подумал: какой скучный мир, ограниченный с обеих сторон неподвижными точками. Неожиданно я почувствовал во всем теле вибрацию. Не то чтобы она вдруг возникла — она пронизывала меня с первого же мгновения, — но заметил я ее только сейчас. Это была очень сложная вибрация, ее составляло бесчисленное множество ритмов, быстрых и медленных, равномерных и прерывистых. Я догадался, что каждый объект одномерного пространства имеет собственную вибрацию, которая распространяется от него в обе стороны. Вибрации накладываются одна на другую, усиливая или, напротив, ослабляя друг друга. Они беспрепятственно пронизывают собой все предметы одномерного мира, достигая самых отдаленных его уголков. Живые существа способны не только воспринимать их, но и производить. Таким образом они общаются не только со своими соседями, но и — сквозь них — со всем миром. Какой богатый и интересный оказался мир!

Но вот наше путешествие закончено. Мы снова стоим в моей комнате — в нашем несовершенном трехмерном мире.

Где-то за углом дома послышался шум колес и визг тормозов. Я подскочил к окну и, отдернув штору, выглянул на улицу. По стеклу скользнул свет фар, и прямо напротив нашего подъезда остановился черный «воронок».

По выражению моего лица Вагнер все понял.

— Скорее! — крикнул он. — Раздевайтесь и гасите лампу!

— А вы? — спросил я, торопливо расстегивая рубашку.

— За меня не беспокойтесь. В тюрьму я не вернусь. Я давно хотел проверить одну гипотезу.

Я сдернул брюки и откинул одеяло.

— Нулевое измерение, — сказал Вагнер. — Евклидова точка. Вы всегда в тапочках спите?

— Евклидова точка? Но ведь материально ее не существует! — Я яростно сдирал тапочки о спинку кровати. — Вы погибнете!

— Поглядим. Ну, прощайте!

Вагнер вскинул руки в непонятном жесте. По комнате промчался порыв ветра, керосинка погасла, и в то же мгновение в дверь моей комнаты посыпались удары.

— Рубцов, открывайте! — послышался голос Глуховцева. — Я знаю, что Вагнер у вас!

Но он опоздал.

Вагнера не было в комнате.

Мой рассказ подошел к концу. На долю мою выпало немало тяжелых жизненных испытаний, но я ни о чем не жалею, да и речь не обо мне. С той злосчастной ночи минуло двадцать лет, и я с горечью вынужден признаться, что никогда больше не видел гениального русского ученого Ивана Степановича Вагнера. Возможно, он погиб, исчез, растворился в небытии в пространстве без измерений. А возможно, так и блуждает до сих пор в бесконечных измерениях совести и свободы.