оно правдиво. Иначе говоря, не все правдивое смешно, но все смешное
правдиво. На этом достаточно сомнительном афоризме я хочу поставить точку,
чтобы не договориться до еще более сомнительных выводов.
С детства меня не любили петухи. Я не помню, с чего это началось, но,
если заводился где-нибудь по соседству воинственный
петух, не обходилось без
кровопролития.
В то лето я жил у своих родственников в одной из горных деревень
Абхазии. Вся семья -- мать, две взрослые дочери, два взрослых сына -- с утра уходила на работу: кто на прополку кукурузы, кто на ломку табака. Я
оставался один. Обязанности мои были легкими и приятными. Я должен был
накормить козлят (хорошая вязанка шумящих листьями ореховых веток), к
полудню принести из родника свежей воды и вообще присматривать за домом.
Присматривать особенно было нечего, но приходилось изредка покрикивать,
чтобы ястреба чувствовали близость человека и не нападали на хозяйских
цыплят. За это мне разрешалось как представителю хилого городского племени
выпивать пару свежих яиц из-под курицы, что я и
делал добросовестно и
охотно.
На тыльной стороне кухни висели плетеные корзины, в которых неслись
куры. Как они догадывались нестись именно в эти корзины, оставалось для меня
тайной. Я вставал на цыпочки и нащупывал яйцо. Чувствуя себя одновременно
багдадским вором и удачливым ловцом жемчуга, я высасывал добычу, тут же
надбив ее о стену. Где-то рядом обреченно кудахтали куры. Жизнь казалась
осмысленной и прекрасной. Здоровый воздух, здоровое питание -- и я наливался
соком, как тыква на хорошо унавоженном огороде.
В доме я нашел две книги: Майн Рида "Всадник без головы" и Вильяма
Шекспира "Трагедии и комедии". Первая книга потрясла меня. Имена героев
звучали как сладостная музыка: Морис-мустангер, Луиза Пойндекстер, капитан
Кассий Колхаун, Эль-Койот и, наконец, во всем блеске
испанского великолепия
Исидора Коваруби де Лос-Льянос.
"-- Просите прощения, капитан, -- сказал Морис-мустангер и приставил пистолет к его виску.
-- О ужас! Он без головы!
-- Это мираж! -- воскликнул капитан".
Книгу я прочел с начала до конца, с конца до начала и дважды по диагонали.
Трагедии Шекспира показались мне смутными и бессмысленными. Зато
комедии полностью оправдали занятия автора сочинительством. Я понял, что не
шуты существуют при королевских дворах, а королевские дворы при шутах.
Домик, в котором мы жили, стоял на холме, круглосуточно продувался
ветрами, был сух и крепок, как настоящий горец.
Под карнизом небольшой террасы лепились комья ласточкиных гнезд.
Ласточки стремительно и точно влетали в террасу, притормаживая, трепетали у
гнезда, где, распахнув клювы, чуть не вываливаясь, тянулись к ним жадные
крикливые птенцы. Их прожорливость могла соперничать только с неутомимостью
родителей. Иногда, отдав корм птенцу, ласточка, слегка запрокинувшись,
сидела несколько мгновений у края гнезда. Неподвижное стрельчатое тело, и
только голова осторожно поворачивается во все стороны. Мгновение -- и она,
срываясь, падает, потом, плавно и точно вывернувшись,
выныривает из-под
террасы.
Куры мирно паслись во дворе, чирикали воробьи и цыплята. Но демоны
мятежа не дремали. Несмотря на мои предупредительные крики, почти ежедневно
появлялся ястреб. То пикируя, то на бреющем полете он подхватывал цыпленка,
утяжеленными мощными взмахами крыльев набирал высоту и медленно удалялся в
сторону леса. Это было захватывающее зрелище, я иногда нарочно давал ему
уйти и только тогда кричал для очистки совести. Поза цыпленка, уносимого
ястребом, выражала ужас и глупую покорность. Если я вовремя поднимал шум,
ястреб промахивался или ронял на лету свою добычу. В таких случаях мы
находили цыпленка где-нибудь в кустах, контуженного страхом, с остекленевшими глазами.
-- Не жилец, -- говаривал один из моих братьев, весело отсекал ему
голову и отправлял на кухню.
Вожаком куриного царства был огромный рыжий петух. Самодовольный,
пышный и коварный, как восточный деспот. Через несколько дней после моего
появления стало ясно, что он ненавидит меня и только ищет повода для
открытого столкновения. Может быть, он замечал, что я поедаю яйца, и это
оскорбляло его мужское самолюбие. Или его бесила моя нерадивость во время
нападения ястребов? Я думаю, и то и другое действовало на него, а главное,
Читать дальше