Сергей Баранов - На южных рубежах

– Казак-мырза! Могу говорит с негодай? Его дед – мой далекий родной!

– Что? Родственник? – не удивился Усов.

– Ойбай! Дале-екий родной! Аксакал, старый. Но уважение ест. Я этого негодай ругат буду!

– Валяй! – согласился Усов. – Не повредит!

Бай перевел грозный взор на пленника.

– Ну, сын собаки! Говори! Откуда у тебя лошади? Жузбасши сказал, что все у вас отобрали! Откуда у такого голодранца лошади и драгоценности?

– Есть, мырза, есть! Русские взяли нас на привале. Но, есть у нас тайник. Там оставили добычу. Десять лошадей, еще драгоценности! Все отдам, только скажи русскому, чтобы помиловал!

Бай снова обратился к Усову, разыгрывая свою партию.

– Казак мырза! Ты их отпускал. Они в аул идут. Там аксакал – мой родной, дале-екий родной. Ата тегы быр 97 97 Ата тегі бір. Так говорят у казахов, обозначая дальнего родственника. Букв. «у нас общий прадед». Люди в составе одного большого рода могли считаться дальними родственниками. . Я слежу как наказат собак! Ойба-ай, сытырашна наказат!

Усов кивнул уже безразлично и даже махнул рукой. Бай подождал немного в низком поклоне и сказал еще:

– А я Верный иду, боюс. Казак меня провожай?

– Добро, коли так. Утром тебя Гришка с Лукой и проводят. Акромя этих, еще охочие есть до грабежа. А тебе, киргиз, моя благодарность! Хоть и учить тебе нашу речь и учить, а все одно, помощь оказал! – Усов протянул баю руку и тот ее горячо пожал.

Пленный воспринял этот жест как договоренность между толмачем и русским, так что вздохнул с облегчением и радостью за спасенную жизнь.

– Ай, рахмет, казак-мырза! А почему утро ждат? Шас пойду. Вот-вот рассвет. А? – спросил далее бай.

– Нехай будет по-твоему, киргиз. Мне от твоего общества немного пользы! Ха-ха! Ухондокался я трошки. Эй! Гришка!

Усов велел отпустить пленных и сопроводить толмача-бая до Верного. «Гоняем тут этих пастухов бестолковых! Быстрей бы уж клятый хокандец подоспел! Эх, в бой бы!» – с такими мыслями он принял прежнюю позицию и уснул, будто ничего не произошло с тех пор, как его разбудили.

Так, хитрый Аманжол получил в свое распоряжение казаков и безмерную благодарность бандита, которую бай желал как можно скорее обратить в зримую прибыль. Дело оставалось за малым – договориться с казаками и разделить добычу.

Лука, – тот казак, что был помладше и не заходил в дом, вывел одного за другим девятерых бандитов из сарая. Он орудовал дубинкой, отнятой у одного из них, тыкал безопасным концом и поторапливал легкими ударами по ляжкам. Все бандиты хоть и сурового вида, небритые, помятые, с дикими взглядами, а все же были совершенно смирны и покорны. Возможно, при взятии и разоружении этой банды казаки потрудились на славу в деле устрашения противника, а может и тупое сидение в темном сарае, со связанными руками и невозможностью что-либо предпринять для облегчения своего положения, оказало свое успокаивающее действие на отчаянные умы барымтачей.

Был отдан приказ об освобождении этих бродяг и Лука уже готов был развязывать им руки, когда Аманжол схватил Гришку за локоть, а правую руку закинул ему на шею, будто обнимал родного брата. Бай хихикал и с заговорщической миной стал отводить Гришку в сторону. Тот поддавался, не чуя за толстяком никакой угрозы.

– Ну, чего привязался, обормот?

– Ай, плохо говоришь про дуруг! Сейчас – абрамот, завтра – кыназ! И ты, казак бе-едный. – Сказав это бай сделал такое жалостливое лицо, которое могло быть обращено разве что к увечному котенку.

– Добро, чай не из хвастовства баил! Не обессудь, Акжолка. Дык чего хотел-то?

– Я говорил. Сегодня мы – бе-едный. Запрта – бай! Казак-мырза отпускал бандыт. А мы с тобой – не отпускай. Я знал, у них добыча ест. Спырятал. Надо забират.

– Добыча? А что же есаул? Не велел дуван забирать?

– Ай, дурак ты. Сапсем бе-едный казак! – бай стукнул кулаком по лбу. – Казак-мырза – нашальник. У него во-от такие дела! – бай растопырил ладони чуть шире своей крупной головы. – Ба-альшие! А мы с тобой бе-едный! Зашем ему беспокой? Он фисер! Что ему добыча?

Гришка наконец смекнул, о чем шла речь. Он глянул на бая вопрошающе, недоверчиво, и лицо его собеседника показалось лисьей мордой. Все же он сообразил, как толмач мог укрыть от есаула сведения о спрятанной добыче. Казак стал размышлять. Был он немолод, в подобных делах опытен, и действительно, большим достатком не обладал. Прикинув так и эдак, понял, что выгоду свою упускать нельзя.