Сергей Шаповал - Беседы на рубеже тысячелетий

© Шаповал С., сост., интервью, предисл., 2018,

© ООО «Новое литературное обозрение», 2018

Объединяющий мотив этой книги выражается строкой из стихотворения Арсения Тарковского 1967 года, посвященного памяти Анны Ахматовой: «Как для деревьев снег, / Так для земли не бремя / Открытый твой ковчег, / Плывущий перед всеми / В твой двадцать первый век, / Из времени во время». Вплыли в XXI век и мы. Это действительно был переход из времени во время.

При всей резонной иронии скептиков по поводу липового обнуления и условностях существующего летосчисления произошло нечто важное. Вскорости стало ясно, что мы вправду перетекли в новое тысячелетие с новыми драматическими ожиданиями и предчувствиями. Сложившийся миропорядок оказался проблематизированным, западная демократия, казавшаяся отлаженным механизмом, стала пошатываться, а иногда и просто давать сбои.

Через свои надежды, ожидания, спотыкания, падения прошла и Россия. Андрей Белый 1890-е годы, устремленные в XX век, назвал «эпохой зари», 1990-е начинались с подобным настроением, но очень скоро становящаяся новая Россия устала от назойливой демократии и с радостью приняла советскую прививку. Произошло традиционное бегство от свободы. В 2000 году актуализировалась шутка конца 1982-го, после того как Юрий Андропов стал Генеральным секретарем ЦК КПСС: «В стране произошла сексуальная революция – к власти пришли органы». Только в СССР эта революция продлилась чуть больше года, сейчас она определяет нашу жизнь вот уже семнадцать лет. Страна обрела национального лидера, которому народ с радостью отдал все возможные полномочия. Но произошло это не вдруг.

Относительно недавно я обнаружил, что мне довелось быть не просто свидетелем перехода из времени во время – я его фиксировал. В начале 1990-х я попал в журналистику, одной из ее странных с сегодняшней точки зрения особенностей было заинтересованное отношение к длинным серьезным беседам с умными людьми. Я этим обстоятельством воспользовался в полной мере: на протяжении двадцати лет обсуждал плавное течение жизни с представителями нашей интеллектуальной элиты. Мне посчастливилось довольно часто беседовать с настоящими мудрецами – Дмитрием Александровичем Приговым и Борисом Владимировичем Дубиным, которых сегодня не хватает, как не хватает свежего воздуха в дурно пахнущем помещении. Мною двигало стремление понять, что происходит, выявить некие силовые линии, которые повлияют на будущее. Это занятие стало настолько привычным, что я его не воспринимал даже как большое везение. Некоторое время назад я решил взглянуть на наработанное и был поражен, во-первых, его объемом (в книгу вошло меньше половины текстов), а во-вторых, уровнем анализа происходящего и предвидения будущего. В результате: восемьдесят одна беседа и пятьдесят шесть собеседников.

А началось все с литературы. На рубеже 1980-х и 1990-х из советских пучин на поверхность поднялась своеобразная сильная литература, появилась целая плеяда ярких авторов. То, что писала о них тогдашняя критика, меня совершенно не устраивало, она упаковывала появившееся из-под спуда в тенденции, направления и школы, но, как точно заметил Григорий Дашевский, «девяностые годы – особая история, о которой любое обобщение всегда кажется ложным, потому что суть их была именно в распаде на отдельные истории». Меня как раз интересовали отдельные истории. Добыв один писательский номер телефона, я пошел по цепочке. Получившийся сборник в полном объеме никогда не публиковался, были напечатаны лишь небольшие отрывки из нескольких интервью.

Тексты расположены в строго хронологическом порядке, мне это представляется принципиально важным. Сегодня два рубежных десятилетия оценены без всяких полутонов. Девяностые – бандитские, разгульные, навязывавшие России имманентно ей не присущие нравы и обычаи. Нулевые – стабильные, упорядоченные, устремленные к традиции, обретшие лидера, который поднял Россию с колен. Не очень понятно, какая Россия стояла на коленях, но встало то, что оказалось Россией Ивана Грозного и Сталина.

Много говорилось о невозможности создания адекватной истории недавнего прошлого, поскольку пишущий сегодня, скажем, о 1990-х совершенно не равен себе тогдашнему, у него уже несколько раз поменялись приоритеты, а зачастую и убеждения. Все так, однако есть особый жанр – голоса из недавнего прошлого. Они могут способствовать наведению понятийного порядка и прояснению генезиса того феномена, которым обернулась сегодня Россия.