Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Ниже Битов пишет о его «разночинной подлости». Если перевести сказанное, то автор обвиняет своего друга в моральной одномерности оценки окружающих. Отказ от публикации своей книги превращается в форму давления на окружающих, демонстрацию своего нравственного превосходства. Битов, не отказавшийся от книги, воспринимается Грачевым как предатель. В этой ситуации рассуждать о правильности позиций того или другого, наверное, излишне.

Конфликт с неправедными постепенно захватывает все сознание Грачева. Для литературной общественности Ленинграда он становится Савонаролой, бичующим, требующим, призывающим. Немалую долю в этом играет усиливающийся психический недуг. Окружающие невольно чувствовали свою вину. Из письма Тамары Хмельницкой, переводчика и филолога, поэту Елене Кумпан:

Живым укором ходит Рид, больной, растерзанный, израненный душевно. Он весь дрожит и кричит, что гибнет у нас на глазах, а мы ничего не делаем, чтобы его спасти. И мне стыдно своего бессилия – а как помочь ему в главном, не знаю. А бытовое тепло и участие ему не нужны. Он гневно от этого отмахивается. И если он погибнет – будет поздно, а вылечить его может только свободная реализация себя в печати.

Письмо Хмельницкой написано в августе 1965 года. В том же году Грачева поместили в психиатрическую больницу. Авербух – лечащий врач, отнес к одному из признаков душевного расстройства писателя «неспособность адаптироваться к существующим условиям жизни». Звучит символично. Были и другие симптомы – более привычные для психиатрии: суицидальные попытки, приступы ярости. В следующем, 1966 году от Грачева уходит жена, мотивируя разрыв невозможностью жить с душевнобольным, предоставив суду справку о психическом состоянии супруга.

Усилиями друзей Грачева сборник его прозы все же увидел свет. Изданный в 1967 году «Где твой дом» назвать полноценной книгой трудно. Из первоначальных восьми листов осталось только три с половиной. Глеб Горбовский так описывает свое впечатление от встречи с Грачевым в книге воспоминаний «Остывшие следы».

Вижу кричащее болью одиночества, преждевременно изможденное ребячье лицо прозаика Рида Грачева (Вите), эрудита и умницы, бредившего сочинениями француза Экзюпери, переводившего и комментировавшего прозу этого поэта-летчика, Рида Грачева, успевшего издать тонюсенькую (три четверти из представленного им в редакцию было изъято «блюстителями духа») книжечку выстраданных рассказов и в дальнейшем якобы заболевшего душевно, а точнее – не перенесшего надругательства над разумом.

Ради объективности скажу, что не все ленинградские литераторы попали под обаяние образа «проклятого поэта». Дмитрий Бобышев решил познакомиться со знаменитым автором. Они отправились в ближайшую пельменную:

Прикидывая свой бюджет, я соображал: если он заплатит за себя, то у меня должно будет хватить на порцию «сибирских» плюс пиво. Тогда интеллектуальная беседа польется сама собой, весело и витиевато закучерявливаясь жигулевской пеной. Рид безжалостно окоротил мои фантазии:

– Но денег у меня, увы, уже который день – того-с…

– Что вы, что вы, я заплачу, какие тут могут быть сомнения?

Я заказал две порции скользких, дымящихся в холодном воздухе пельменей и, уже смирясь с отсутствием пива, стал смешивать горчицу с уксусом для подливы, как вдруг услышал Рида, нюхающего свою порцию:

– Пахнет только что изверженной спермой.

Отодвинув тарелку, я вышел, выпустив порцию пара из двери забегаловки, и больше уже никогда не видел этого человека.

И такое тоже было.

Довлатов, находясь в армии, не видел начала этой истории. Но прямое отношение к Грачеву он все же имел. В «Невидимой книге» он пишет об инициативе Тамары Хмельницкой – объявить сбор денег для больного писателя. Двадцать шесть человек из числа успешных ленинградских литераторов ежемесячно вносили в «фонд Грачева» по три рубля. Семьдесят восемь рублей для конца шестидесятых – неплохо, если еще учитывать аскетический образ жизни Грачева. Довлатов в то время работал литературным секретарем у Веры Пановой. То есть события относятся, скорее всего, к 1968 году. Именно Довлатова и решили привлечь, как молодого литератора, к самому процессу сбора денег. В «Невидимой книге» воспроизводятся несколько сцен из благотворительного обхода.

Алексей Иванович Пантелеев сказал:

– Деньги у меня есть. Чтобы не беспокоить вас каждый месяц, я дам тридцать шесть рублей сразу. Понадобится больше – звоните.